В начале 1958 года Дуайт Макдональд возвратился в Нью-Йорк после работы на «Инкаунтер». Прервав поездку, он остановился на два месяца в Тоскане, где был поражён европейскими традициями. Вернувшись в Нью-Йорк, с его бранящимися таксистами и «дикими» манерами общества, он перенёс серьёзный культурный шок. Он написал о появившемся у него ко всему чувстве отвращения - к насилию, безвкусице, «бесформенности» Америки, страны, не имеющей стиля, не ощущающей прошлого или настоящего, согнутой под бременем необходимости извлечения максимальной прибыли. «Национальный девиз должен быть не «Из многих - единое», не «На Бога уповаем», а «Я получил своё, и пошёл ты, Джек!» - утверждал он в сердцах[768].

То, что написал Макдональд, было плачем о стране, которую он увидел в состоянии упадка. С таким количеством интеллектуалов, стремящихся приобщиться к «американской культуре», индивидуалист Дуайт убеждённо выступал «против американского зерна». В январе он представил плоды своих размышлений в «Инкаунтере» в статье, названной просто «Америка! Америка!». Спендер, как он позже утверждал, принял материал, не прочтя его внимательно. Но Ирвинг Кристол был потрясён. Он назвал его «Джоном Осборном», а сам труд - нездоровым самотерзанием, к тому же плохо описанным. «Я считаю Дуайта замечательным журналистом, но совершенно непредсказуемым и иногда недалёким»[769], - сказал он, добавив, что, поскольку Дуайт родом из высшего американского общества, он ничего не знает о настоящей Америке, и это же воспрепятствовало тому, чтобы он понял Англию, с которой Америка так невыгодно сравнивалась в его статье. «Он ничего не знал об Англии - он никогда не видел английского футбола, никогда не ходил на регби в Англии. Его знания об этой стране были родом из различных клубов в районе Сент-Джеймса. Он был провинциалом - представьте, он сказал: «Площадь Грос-Венор»!»[770]. Для человека, который носил цилиндр и ходил с зонтиком на работу, это было чересчур. Ласки также счёл статью «очень плохой» и повторил слова Кристола о том, что Макдональд ничего не знал о реальной Америке. «Он был человеком из Йеля и из Гринвич-Виллидж, и это всё, что он знал. Приехав в Англию, он начал демонстрировать все характерные черты наивного марк-твеновского американца за границей. Он полюбил всё британское. Он полюбил пабы, названия улиц и площадей и всё остальное. Нам стало стыдно за него. Американцы не могут быть настолько наивными и позволять себе подобное поведение. Это была ужасная статья. Я тогда сказал Майклу [Джоссельсону], что Дуайт стал ахиллесовой пятой Конгресса, и я был прав»[771], - самодовольно завершил Ласки.

Но грех Макдональда был намного серьёзнее, чем неправильное произношение Гровнер-сквер. Как критика жизни современной Америки его статья определённо имела свои недостатки. Восклицательная форма её названия ясно давала понять, что это была инстинктивная, а не серьёзно продуманная критика американских ценностей. Статья сравнивала Америку с Англией и Италией и в процессе демонстрировала романтичную слабость Макдональда к идеализации чужих культур. И всё же эта статья оказалась чрезвычайно уместной в то время, так как использовала разнообразные данные и новейшие исследования, затрагивая практически каждую сферу американской жизни, представляющую интерес для публицистов. Удивительно, как Макдональд умудрился задеть всех «священных коров» американского общества, будто он нашёл где-то список всех отрицательных стереотипов об Америке, которые сотрудники спецслужб стремились уничтожить. Он осудил необузданный материализм в противопоставление духовному росту, тяжкие преступления, повсеместное распространение рекламных щитов, неразборчивость в литературных критиках, широкую расовую дискриминацию. Он нападал буквально на всех: Джона Фостера Даллеса назвал «ханжой и бестией», прекрасным наглядным образцом грубости и лицемерия Америки; Анри Люса - «бойскаутом с манерами гангстера»; обругал вице-президента Никсона за его неловкое поведение в Венесуэле (за что его заслуженно «периодически третировали»); президента Эйзенхауэра - за то, что он «бряцающий оружием реакционер»; Джорджа Уокера (George Walker), вице-президента компании Ford Motors, - за то, что он ведёт себя «как восточный властелин»; американские профсоюзы - за больший интерес к связям с общественностью, чем к классовой борьбе, а их лидеров Дэвида Дубински и Уолтера Рейтэра (Walter Reuther) - за то, что они «так раздражающе добродетельны»[772]. Бесконечно продолжался этот каталог современных американских грехов, враждебность Макдональда к декадентской американской власти опускалась до новых глубин отвращения: «Наблюдая, как жалуется европеец на американизацию Европы, хочется пожелать ему провести несколько недель здесь и получить опыт реальной жизни... Даже советские люди, при всей их жестокости, только прикрытой фиговым листком идеологии, кажется, проще находят общий язык с другими народами, чем мы»[773].

Считая статью «совершенно нелепой», Кристол всё же согласился опубликовать её, утверждая, что у него не было выбора, так она принята Стивеном. Едва её утвердили, как у Парижского бюро появилась своя копия. Спендеру и Кристолу тут же передали указание не печатать её и предупредили, что Юнки Флейшман сказал, что это повредит деятельности Конгресса и подвергнет опасности их дальнейшее финансирование. «Меня легко убедили не публиковать этот материал, так как он мне сразу не понравился, - говорил Кристол позже. - Стивен был более упорным. Но в результате мы сказали [Парижскому офису]: если это действительно осложнит вам жизнь, мы обойдёмся без этой статьи. Позже Дуайт издал её в другом месте, жалуясь при этом на цензуру. Отказ напечатать статью не является цензурой. Я побывал редактором многих журналов за свою жизнь и отклонил множество статей, но я никогда не расценивал это как вид цензуры»[774].

Спендеру выпало сообщить Макдональду, что они не могут опубликовать статью без значительных изменений. Перечитав статью, Спендер нашёл её однобокой и слишком критичной. Он добавил, что Набоков прочитал статью и «очень расстроился». Макдональд был разъярён, узнав, что «генеральный секретарь и гроссмейстер международного этикета Николай Набоков» давал редакторам «Инкаунтера» «советы» насчёт публикации материалов, а также предложил «Стивену-Ирвингу-Николаю-Майклу, или кто там у них за главного», чтобы с этого времени редакторы «при получении «спорных» материалов сразу консультировались с Парижским офисом и действовали соответственно полученным указаниям»[775]. Как оказалось, именно так редакторы и поступали.