class="p1">Но, видимо, она сделала что-то настолько непростительное, что он порвал с ней. Потом случилась история с миссис Пратт, и я порвала с ней отношения.

У нее было психическое расстройство.

Я была рядом с ней. В отличие от того, что я могла бы подумать, я не могла просто наблюдать за ее разрушением. Она все еще мой близнец, и, как сказал Брэн, в нашей ДНК заложено любить своих близнецов, что бы они ни делали.

Наша семья исцеляется, но я не уверена, как долго этот процесс будет продолжаться. Думаю, как сказал семейный консультант, это может занять столько времени, сколько необходимо.

Положительным моментом является то, что Николай еще раз извинился за то, что игнорировал меня в тот день, и пообещал впредь не вмешиваться в мои отношения с Лэндоном. Любовь между ними не появилась, но я приму любое предложение мира, которое смогу получить.

— О чем ты думаешь? — шепчет мне на ухо Лэн, когда мы отстаем, пока все остальные идут в столовую.

— Как мне нравится твоя семья.

— Все, кроме надоедливого Илая, ты имеешь в виду! — выкрикивает он последнюю фразу.

— Единственный надоедливый здесь — это ты, урод! — Илай, не задумываясь, кричит в ответ.

— Эй, Лэн, — я останавливаюсь перед ним и обхватываю его за талию.

Больше, чем его великолепные статные статуи, он — брутальный красавец, который всегда, без сомнения, крадет мое внимание.

— Да?

— Спасибо, что впустил меня в свой мир.

— Спасибо, что ты стала моим миром.

— Спасибо, что помог мне вернуть голос.

— Спасибо, что позволила мне услышать его.

— Серьезно, ты слишком хорошо усваиваешь уроки Брэна.

— Никакие уроки не нужны. Кроме того, это Брэну нужны уроки, а не мне.

Прозвенел звонок, и он нахмурился.

— Мама, мы еще кого-то ждем?

— Я пригласил кое-кого, — входит Илай.

Как только он открывает дверь, Глин бросается обнимать Лэна.

— Сюрприз!

Сюрприз, конечно, в том, что она привела с собой Килла.

Я вздрагиваю. Это такая ужасная идея.

Неважно, сколько перемирий существует между Язычниками и Элитой. Лэн и Килл не могут вынести друг друга даже ради спасения собственных жизней.

— Твоего присутствия недостаточно, так что ты добавил еще одно несносное присутствие? — спрашивает Лэн у Илая.

— Конечно. Чем больше, тем лучше, я прав, Килл?

— Верно, — мой кузен ухмыляется, когда я обнимаю его. Когда я отстраняюсь, его лицо возвращается к привычной холодности. — Лэндон.

— Киллиан, — говорит он с той же разрушительной энергией. — К твоему сведению, ты мне по-прежнему не нравишься.

— Ты мне тоже не нравишься.

— Решение простое. Оставь мою сестру.

— Только если ты оставишь мою кузину.

— Нет.

— Тогда договоримся на этом.

Я встречаюсь взглядом с Глин, которая выглядит так, будто ей уже надоело это дерьмо, и мы обе закатываем глаза.

— Мои любимые психи, — Илай хватает каждого из них за плечо, но они расступаются. Лэн хватает меня за руку, а Киллиан делает то же самое с Глин. — Невежливо, — бормочет Илай себе под нос.

— Давай уберемся отсюда, — шепчет мне на ухо Лэн.

— Нет. Я не собираюсь бросать твоих родителей. К тому же, здесь весело.

— До тех пор, пока это тебя забавляет, — он выглядит недовольным, но определенно притворяется.

Я встаю на носки и целую его в щеку, а затем бормочу:

— Я люблю тебя, Лэн.

— Черт, — он улыбается искренней улыбкой, от которой замирает сердце. — Ты точно знаешь, как успокоить зверя внутри меня, маленькая муза.

И я всегда буду это делать.

Неважно, как мир воспринимает Лэндона.

Он может быть сумасшедшим, но он — мой сумасшедший.

Эпилог 2. Лэндон

Два года спустя.

Помните ту вещь, над которой я работал некоторое время? Возможно, я немного сбился с пути, и работа затянулась.

Точнее, на два года.

Но какая же победа без нескольких трудностей на пути к ней, не так ли?

На самом деле, я не прав. Я знаю, что это редкость, но иногда такое бывает. Это бессмысленное гребаное препятствие беспокоило меня некоторое время.

Но вот я здесь. Наконец-то. В центре моей собственной выставки.

Если говорить начистоту, то еще со времен учебы в университете мне неоднократно поступали предложения от известных отечественных и зарубежных художественных галерей провести мою первую персональную выставку.

Я отказался от каждого из них, потому что, как я уже говорил, я был просто не готов.

И хотя это может показаться слабым оправданием, на самом деле это правда.

Лэндону двухлетней давности нужна была небольшая встряска и пинок под зад, чтобы он собрался с мыслями и наконец-то создал шедевр, ради которого он был создан на этой земле.

Я не соглашался на персональные выставки, но участвовал в благотворительных выставках и в выставках с другими художниками. Я приумножил свое имя и оставил художественное сообщество в предвкушении того, когда же я наконец покажу им то, над чем тайно работал.

С уверенностью можно сказать, что мои шедевры не идут ни в какое сравнение с теми приличными, но не очень особенными статуями, которые я делал раньше.

Вещи, которые называли «изумительно потрясающими», «до боли красивыми» и «жестоко пленительными», меркнут по сравнению с моими новыми творениями.

Так что, возможно, я немного перестарался, и вместо одного шедевра у меня их несколько.

Или, скорее, тридцать.

Тема и название выставки? Тайна Музы.

Статуи Мии заполняют галерею. Впервые тема моей одержимости и пристрастия раскрыта перед широкой публикой и всеми, кто не является сотрудниками.

Я стою в углу и наблюдаю за тем, как все влюбляются в мою гениальность и в причину, стоящую за ней.

Муза, в существование которой я не верил, пока не оказался в ее ловушке навсегда.

Муза, которая заполнила пустоту так основательно, что стало невозможным представить себе мир, в центре которого ее нет.

Мама была первой, кто сказал мне, что у моего творчества наконец-то появилась душа, и я понимаю, почему. До Мии у меня не было души, и, хотя кто-то может утверждать, что ее нет и сейчас, правда в том, что я смог найти себя только после того, как в моей жизни появилась Мия.

Мне нужен был способ выразить эти чувства и выплеснуть их в мир, чтобы он увидел, как много она для меня значит. Возможно, это также связано с тем, что я хотел объявить о безотзывном праве собственности, чтобы все видели, что она моя, и ни у кого не возникало никаких смешных идей.

Статуи, заполняющие галерею, изображают Мию в разных ситуациях. В тот день,