— Что? — Барон почти потерял дар речи.

— Ересь! — закричал кто-то еще. — Камарис давно мертв!

Одна из еще оставшихся в зале женщин завизжала. Мужчина, сидевший рядом с ней, упал на стол лицом вперед.

Камарис коснулся рукой груди.

— Я не мертв. — Он повернулся к Сориддану: — Даруй мне прощение, барон, за злоупотребление твоим гостеприимством.

Сориддан некоторое время молча смотрел на этот призрак прошлого, потом повернулся к Джошуа:

— Что за бред? Ты смеешься надо мной, эркинландер?

Принц покачал головой:

— Нет, барон, это не насмешка. Это действительно Камарис. Я думал, что расскажу тебе о нем наедине, но случай не представился.

— Нет! — Сориддан стукнул кулаком по столу. — Я не могу поверить. Камарис са-Винитта мертв — он пропал много лет назад, утонул в заливе Ферракоса.

— Я потерял память, но не жизнь, — сказал старый рыцарь серьезно. — Я прожил много лет, не помня своего имени и прошлого. — Он коснулся рукой лба, его голос дрожал, — Иногда мне хочется, чтобы я не возвращался никогда. Но я вернулся. Я Камарис Виниттаис, сын Бенидривиса. И даже если это будет моим последним делом, я отомщу за смерть брата и увижу, как мой племянник-убийца будет изгнан с наббанайского трона.

Барон был ошарашен, но, казалось, по-прежнему не верил.

— Пошли за Энеппой, — сказал его брат Бриндаллес.

Сориддан взглянул на него, глаза его засияли, словно он получил отсрочку от страшного приговора.

— Да. — Он повернулся к одному из стражников: — Приведи Энеппу из кухни. И не говори ей ничего, если тебе дорога жизнь.

Стражник вышел. Провожая его взглядом, Изгримнур обнаружил, что Пасваллес исчез из дверного проема.

Оставшиеся за столом взволнованно перешептывались. Сориддан, казалось, больше не беспокоился. Ожидая возвращения стражника, он выпил еще кубок вина. Даже Джошуа, как будто его часть работы была уже закончена, позволил себе прикончить свою чашу. Камарис все еще стоял во главе стола горделиво и спокойно. Никто в комнате не мог удержаться, чтобы лишний раз не взглянуть на него.

Посланец вернулся, таща за собой старую женщину. Она была маленькой и толстой, седые волосы коротко подстрижены, простое черное платье запачкано мукой и чем-то еще. Она испуганно смотрела на Сориддана, очевидно ожидая какого-то наказания.

— Успокойся, Энеппа, — сказал барон. — Ты не сделала ничего плохого. Видишь этого старого человека? Пойди взгляни на него и скажи, видела ли ты его когда-нибудь.

Старуха подошла к Камарису, некоторое время всматривалась в него, задержавшись чуть-чуть, когда он посмотрел вниз и встретился с ней глазами.

— Нет, мой господин барон, — проговорила она наконец. Вестерлинг явно давался ей с трудом.

— Так. — Сориддан скрестил руки на груди и со злобной улыбкой откинулся назад.

— Одну минутку, — произнес Джошуа. — Энеппа, если именно так тебя зовут, ты не могла видеть этого человека в последнее время. Если он тебе знаком, это было много лет назад.

Испуганное кроличье лицо старухи повернулось снова к Камарису. Она уже была готова быстро отвернуться, но что-то задержало ее. Она пригляделась. Глаза старухи расширились, колени подогнулись, она покачнулась, но Камарис мгновенно подхватил ее, не дав упасть.

— Улимор Камарис? — плача спросила она на наббанаи. — Вевеис?

За этим последовал поток слов на том же языке. Злобная усмешка на лице Сориддана сменилась выражением почти комического изумления.

— Она говорит, что ей сказали, что я утонул, — перевел Камарис.

— Может быть, ты попробуешь говорить на вестерлинге, дорогая женщина? — ласково спросил он. — Многие здесь не понимают тебя.

Энеппа взглянула на него так, словно он сначала удержал ее от падения, а потом сам же толкнул. Потом она заговорила, теребя край юбки кривыми пальцами.

— Он… он… Камарис. Дуос претерате! Неужели мертвые возвращаются к нам?

— Он не умер, — сказал Джошуа. — Камарис остался жив, но на долгое время потерял память.

— Однако твое лицо мне знакомо, добрая женщина, — взволнованно сказал старый рыцарь. — Я забыл твое имя; постарайся простить меня. Это было очень, очень давно.

Энеппа снова заплакала в голос, улыбаясь сквозь слезы.

— Только потому, что тогда это не было моим именем. Когда я работала в большом доме вашего отца, меня звали Фуири — Цветок.

— Фуири. — Камарис кивнул. — Конечно. Я тебя помню. Ты была красивой девушкой и всегда улыбалась. — Он бережно взял ее сморщенную руку и поцеловал ее. Старуха застыла с открытом ртом, как будто сам Господь неожиданно материализовался в комнате и предложил ей проехаться с ним по небесам в золотой колеснице. — Спасибо тебе, Фуири. Ты вернула мне часть моего прошлого. Прежде чем я покину этот замок, мы с тобой посидим у огня и поговорим.

Плачущую кухарку увели.

Сориддан и Бриндаллес были ошеломлены, как и остальные собравшиеся, и в зале на некоторое время воцарилась тишина. Джошуа, понимая, какое поражение потерпел барон, просто сидел и ждал. Камарис, в котором больше никто не сомневался, позволил себе сесть и тоже погрузился в молчание. Его полуприкрытые глаза были, казалось, устремлены не на огонь в камине, а в пространство.

Тишина была нарушена взрывом шепота. Все головы повернулись к дверям. Изгримнур сделал то же и увидел Пасваллеса; мальчик шел, покачиваясь под тяжестью чего-то огромного и блестящего.

Он остановился у двери, немного поколебался, взглянул на Камариса, затем быстро сделал несколько шагов и встал перед своим дядей.

— Я принес это для сира Камариса, — сказал мальчик. Его смелые слова не вязались с дрожащим голосом. Сориддан, не понимая, посмотрел на него, потом глаза барона расширились.

— Это же шлем из комнаты твоего отца!

Мальчик торжественно кивнул:

— Я хочу отдать его сиру Камарису.

Сориддан беспомощно обернулся к брату. Бриндаллес взглянул на сына, потом коротко на Камариса, по-прежнему погруженного в раздумья. Наконец брат барона пожал плечами.

— Он действительно Камарис. Нет чести, которой он не был бы достоин. — Бриндаллес едва заметно улыбнулся. — Думаю, старые вещи надо иногда вынимать из чулана, вытирать с них пыль и снова пускать в дело. Вперед, мальчик. Отдай ему шлем.

Изгримнур завороженно смотрел, как Пасваллес медленно шел к старому рыцарю, сжимая в руках шлем с морским драконом. Глаза его были полны ужаса, словно предстояло зайти в логово к людоеду. Мальчик остановился перед Камарисом и долгое время молча стоял так, хотя казалось, что он в любой момент может рухнуть под тяжестью шлема.

Наконец Камарис взглянул на него:

— Да?