Уважаемый Вячеслав Михайлович!

Еще год назад я получила Ваше согласие на беседу, которая, к сожалению, по моей вине не состоялась. Меня продолжают волновать события, происходившие на Западном фронте, которым командовал мой муж в октябре 1941 года. В том, что происходило тогда, много неясного. Муж о 1941 годе написать не успел. Один из самых острых моментов — приезд на Западный фронт Комиссии ГКО в октябре 1941 года. Мне бы очень хотелось узнать у Вас, как обсуждался вопрос о судьбе Конева. В связи с этим я позволю себе задать Вам, уважаемый Вячеслав Михайлович, несколько вопросов.

1. Отражены ли ход заседания Комиссии и ее решения в каком-либо документе?

2. Присутствовал ли Г. К. Жуков на заседании Комиссии в штабе Западного фронта? Комиссией или по личному ходатайству перед Сталиным было принято решение о на-

значении Конева заместителем командующего Западным фронтом?

3. Стоял ли вопрос о привлечении Конева к ответственности? Был ли вопрос поставлен официально или, как существуют предположения, лишь в реплике К.Е. Ворошилова?

Заранее глубоко благодарна. Само собой разумеется, что Ваши ответы будут храниться только у меня.

Вдова маршала Конева А. В. Конева

РГАСПИ. Ф. 82, оп. 2„ д. 1449, л. 24

Мне не известно ни об одном письме Молотова вдове маршала Конева Антонине Васильевне, равно как и о том, состоялась ли между ними какая-либо беседа. На вопросы, поставленные в письме, Молотов фактически ответил в беседах с Феликсом Чуевым. Вячеслав Михайлович, в частности, утверждал, что ему пришлось уговаривать и убеждать Конева в том, что Жуков лучше него справится с командованием. Если бы Конева действительно хотели расстрелять, как утверждает в мемуарах Жуков, то никто бы Ивана Степановича, разумеется, уговаривать не стал. Также из воспоминаний Молотова не следует, что Жуков принимал какое-либо участие в решении судьбы Конева, хотя на слова Чуева о том, что «Жуков его (Конева. — Б. С.), кажется, защитил», Молотов ответил утвердительно и сразу же перешел к тому, как снимал Ворошилова в Ленинграде.

Но вот что самое удивительное. В посмертно изданной наиболее полной версии мемуаров Конева не только содержится его собственный рассказ о событиях октября 41-го, будто бы надиктованный им на магнитофон, но и документ: письмо Сталину с просьбой назначить Жукова командующим, а Конева — первым заместителем командующего Западным фронтом, переданное в Ставку 10 октября 1941 года в 15.45. Письмо подписано всеми членами комиссии: Молотовым, Ворошиловым, Булганиным, Василевским, а также самим Коневым, но не Жуковым. По свидетельству Конева, никто его расстреливать или отдавать под суд не собирался, а Жуков в заседании комиссии участия не принимал.

Тут допустимы несколько версий. Либо Антонина Васильевна сознательно скрыла то, что существует пленка с записью воспоминаний Конева об этом эпизоде, равно как и документ, содержащий предложения молотовской комиссии, либо она не обнаружила эту запись даже через год после смерти мужа. Возможно также, что эпизод с приездом комиссии был включен в коневские мемуары не самим Иваном Степановичем, а его вдовой, которая основывалась на найденном впоследствии документе, а также, возможно, на каком-то устном рассказе Молотова (или своего мужа). Боюсь, что окончательного ответа на вопрос, которая из этих версий соответствует действительности, мы уже никогда не узнаем.