Главнокомандующим Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ)[138]был назначен Маршал Советского Союза Георгий Жуков. 9 июня в Карлсхорсте была образована Советская военная администрация в Германии (СВАГ). Она разместилась в том самом историческом здании, где был подписан Акт о капитуляции. Главноначальствующим СВАГ также стал Георгий Жуков. Его первым заместителем на обоих постах (позднее и преемником) стал генерал армии, впоследствии также Маршал Советского Союза Василий Соколовский.

На Потсдамской конференции было решено образовать Контрольный Совет по Германии, состоящий из главнокомандующих вооруженными силами всех оккупационных зон. Совету было поручено решать общегерманские вопросы.

В помощь Главнокомандующему и Главноначальствующему Жукову был придан политический советник высокого ранга, который со своим аппаратом исполнял функции дипломатического характера, это являлось как бы своего рода маленьким филиалом Наркоминдела. Советник должен был поддерживать связи с союзниками, осуществлять контроль за работой советских сотрудников в Контрольном Совете и в Союзной комендатуре Берлина, а также за выполнением Потсдамских и иных международных соглашений. Впоследствии политический советник и его аппарат должны были поддерживать связи с органами немецкого самоуправления, иностранными корреспондентами, они же исполняли и консульские функции. Поскольку бывшее советское посольство было разрушено, аппарат политсоветника несколько лет располагался в школьном здании в восточно-берлинском районе Панков.

Первым политсоветником был Аркадий Соболев, однако вскоре его сменил Владимир Семенов, до войны работавший советником посольства СССР в Берлине[139].

После того как миллионы людей во всем мире видели полковника Короткова (пускай и без объявления его подлинной или вымышленной фамилии) рядом с генерал-фельдмаршалом Кейтелем при подписании Акта о капитуляции в Карлсхорсте на газетных фотографиях и в кадрах кинохроники, он стал, как бы сегодня сказали, в какой-то степени фигурой публичной. Правда, никому из союзных офицеров или корреспондентов, разумеется, не сообщили, что он — полковник разведки. Но те из иностранцев, «кому следовало», конечно, взяли его на заметку. К тому же, среди присутствующих на церемонии или видевших ее на экранах кинотеатров, наверняка были люди, работавшие до войны в Берлине. Кто-то из них либо был знаком с советским гражданином по фамилии «Коротких», либо просто по профессиональной привычке намертво запечатлел его облик в памяти. Превращение скромного служащего торгпредства в высокопоставленного полковника (а армейский обладатель такого же звания никак не мог появиться здесь в этот час и на этом месте) позволяло сделать вполне определенные выводы. Впрочем, теперь это не имело особого значения. Руководящие сотрудники спецслужб ведущих стран мира — раньше или позже все равно выявляли друг друга.

Эти соображения определили новое назначение Короткова. Очень быстро из офицеров разведотделов трех фронтов: 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского, а также нескольких сотрудников, присланных из Москвы, был образован единый разведорган — резидентура, непосредственно подчинявшаяся Первому главному управлению НКГБ СССР. Резидентом ПГУ в Советской зоне оккупации Германии стал полковник Александр Коротков в должности помощника политического советника. Семенов и Коротков прекрасно знали друг друга по работе в довоенном Берлине. Для Семенова, тогда второго лица в полпредстве, естественно, не было секретом, чем в основном занимается скромный сотрудник по фамилии «Коротких». Так что изменению фамилии, переводу ее с сибирского окончания «их» на общероссийское «ов» Владимир Семенов нисколько не удивился. Достаточно быстро привык он к подлинному имени-отчеству своего помощника — Александр Михайлович. Семенов и Коротков вполне ладили друг с другом, тем более, что были к тому же и ровесниками.

Новая высокая должность Короткова вовсе не являлась всего лишь прикрытием для разведывательной и контрразведывательной работы. Слишком уж часто в первые послевоенные месяцы, да и годы, эти вопросы сплетались с политическими, экономическими и, к сожалению, военными проблемами. И работать приходилось не только по Германии, но и по вчерашним союзникам: США, Англии, в меньшей степени Франции. Так что резидент разведки одновременно должен был быть настоящим помощником политсоветника, а при решении некоторых серьезных вопросов и самого маршала Жукова, чей крутой нрав был хорошо известен в войсках[140].

По службе Короткову приходилось также повседневно поддерживать деловые отношения и с заместителем Главноначальствующего Иваном Серовым. Тут тоже надо было проявлять известную дипломатичность, хотя напрямую Коротков подчинялся ПГУ, но ПГУ было далеко, а Иван Серов рядом. И был он как-никак долгое время заместителем не только Жукова, но и наркома НКВД Берии. К тому же имел высокое звание комиссара госбезопасности второго ранга, а с июля генерал — полковника.

С Семеновым, хоть и давние знакомцы, тоже надо было выдерживать определенный политес: политсоветник выходил напрямую на Молотова, в ту пору второе лицо в партии и государстве! Так что Коротков в известном смысле очутился в центре квадрата «Жуков — Берия — Молотов — Меркулов» со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами и возможными, в случает серьезных промахов, тяжелыми последствиями.

…Здесь автор считает необходимым сделать небольшое отступление, чтобы напомнить читателю о том, как развивались события в Германии в первый период после 9 мая 1945 года.

Политика советского руководства в германском вопросе не раз менялась, и радикально. В зависимости от этого перестраивались и оккупационные органы. Поначалу правительство СССР выступало за единую демилитаризованную Германию. Сталин полагал, что это облегчит проникновение советского влияния в Западную Европу, усилит позиции СССР на международной арене вообще.

Однако именно этого не хотели западные державы. Им вовсе не улыбалось присутствие в сердце Европы мощной, развитой в промышленном отношении страны под советским влиянием. Поэтому сомнительные, с западной точки зрения, советские предложения об объединении Германии были спущены на тормозах, некоторые попросту отвергнуты.

В 1946–1947 года во всех четырех зонах оккупации прошли выборы в органы местной власти. Сталину они принесли разочарование. Немцы, оказывается, вовсе не жаждали сменить одну тоталитарную систему на другую. Тогда советское руководство резко изменило курс в германской политике: оно начало укреплять свои позиции методом ускоренного строительства социализма в своей зоне оккупации. Завершился этот этап образованием ГДР. Правда, несколько раньше, союзники сами слили американскую и английскую зоны, образовав так называемую «Бизонию», к которой присоединилась и французская зона. Образовалась уже «Тризония», в которой была введена собственная валюта, взамен прежней оккупационной, единой для всех четырех зон. Кончилось это провозглашением ФРГ. Очень важно помнить, что хотя оба государства появились на свет в одном и том же 1949 году, но Федеративная Республика Германии родилась все же раньше, нежели Германская Демократическая Республика. Сие означало раскол Германии на неопределенное время — как оказалось, на долгие сорок лет. Все разговоры об объединении страны после 1949 года, заключении (наконец-то!) мирного договора отныне носили лишь пропагандистский характер, причем, с обеих противостоящих сторон.