смертности достигал 90‰. «Ни одна страна в мире не имела такого коэффициента смертности, какой был в Петрограде в годы Гражданской войны, — отмечает Н. Корнатовский, — При осаде Парижа в дни Парижской коммуны в 1871 г. на 1000 жителей умирало 46,9. В Финляндии в 1868 г. во время сильнейшего голода — 77,7. На Филлипинских островах в 1902 г., во время холерной эпидемии — 63,3. В провинции Пенджаб, в Британской Индии, в 1907 г., во время эпидемии чумы — 62…»[2114].

Таб. 12. Демография Петрограда и Москвы, ‰[2115]

При оценке сокращения населения Петербурга и Москвы, во время гражданской войны следует учитывать, что в 1900-х гг. 2/3 их населения не являлись местными уроженцами[2116]. С наступлением голода они большей частью вернулись в свои деревни.

Голод 1921–1922 гг. представлял собой концентрированное выражение этой закономерности и, как следствие, демонстрировал ее с наибольшей отчетливостью. Особенно потрясала «панорама ужаса, — которая, по словам его исследователя В. Полякова, — сопровождала голодающее Поволжье, когда смертность населения в отдельных селах и деревнях доходила до 95 %, люди вымирали целыми семьями. Вся территория была охвачена холерными и другими эпидемиями. Везде происходили самоубийства вплоть до суицида целых семей. Не менее чем в половине населенных пунктов были зарегистрированы случаи людоедства и трупоедства. На этой почве открыто проявилось, переходя в повстанческое движение, враждебность крестьян советской власти и коммунистам»[2117].

«Бесполезно пытаться в нескольких строках изобразить весь ужас бедствия, — писал очевидец из Самары, — да и не найдешь таких слов, которые способны были бы его выразить. Надо видеть своими глазами этих скелетов-людей, скелетов-детей, с землистыми, часто опухшими лицами, с горящими огнем голода глазами…»[2118]. «Башкиры сжигают себя и свои семьи, — писал летом 1921 г. Горький, — Всюду разводят холеру и дизентерию… Жнут несозревший хлеб, мелют его вместе с колосом и соломой и это мелево едят. Вываривают старую кожу, пьют бульон, делают студень из копыт… Дети — дети мрут тысячами…»2[2119].

«Моя нервная система, привыкшая ко многим ужасам в годы революции, не выдержала зрелища настоящего голода миллионов людей…, — вспоминал П. Сорокин, побывавший в деревнях Самарской и Саратовской губерний в конце 1921 г., — Я уже видел лица умирающих от голода в городах, но такие живые скелеты, как эти… мне еще не встречались»[2120].

«В богатых степных уездах Самарской губернии, изобиловавших хлебом и мясом, творятся кошмары, наблюдается небывалое явление…, сообщала 27 января 1922 г. газета «Правда», — Доведенные голодом до отчаяния и безумства…, люди тайком пожирают собственных умерших детей». Председатель правительства Калинин, лично посещавший голодающие районы, подтверждал «убийство родителями своих детей, как с целью избавить последних от мук голода, так и с целью попитаться их мясом»[2121]. «Случаи каннибализма», по словам сотрудника Помгола, редактора бюллетеня «Помощь» М. Осоргина, представляли собой уже «обыденное явление… Ели преимущественно родных, в порядке умирания, кормя детей постарше, но не жалея грудных младенцев, жизни еще не знавших, хотя в них проку было мало. Ели по отдельности, не за общим столом, и разговоров об этом не было»[2122].

Партийный официоз «Правда» 21 января 1921 г. приводил шокирующий пример медленной и мучительной смерти от голода четырех детей, мать которых на коленях просила не давать им хлеба: «Они больно мучились семь ден, а потом стали потише, теперь уже ничего не чувствуют. Дайте им спокойно умереть, а то покормите сейчас, отойдут они, а потом опять будут семь ден мучиться, кусаться, чтобы снова так же успокоиться… Ведь ни завтра, ни через неделю никто ничего не даст. Так не мучайте их. Христа ради, уйдите, дайте умереть спокойно…».

Исследованию причин голода во время Первой мировой и гражданской войн, и собственно голода 1921–1922 гг., посвящены отдельные главы в предыдущих книгах автора[2123]. Основной причиной голода стало падение сбора зерновых (Гр. 6), которое являлось прямым и непосредственным следствием тотальной войны на истощение, которая для России продолжалась непрерывно почти 7 лет! Не большевистская продразверстка породила войну, а война — продразверстку, введенную еще царским правительством 29 ноября 1916 г. Первый — либеральный состав Временного правительства 25 марта 1917 г. установил хлебную монополию, которую Германия и Австрия ввели еще в январе и июле 1915 г., а Франция — в июле-ноябре 1917 г.

К концу Первой мировой голод охватил все страны континентальной Европы, «Война, — отмечал премьер-министр Италии Нитти, — унесла жизни многих миллионов, болезни унесли жизни многих других, но самым жестоким жнецом был голод»[2124]. От массовой гибели от голода Европу спасла только капитуляция Германии. Но даже этого оказалось недостаточно, «во всех пострадавших странах широко распространен голод с последующим сокращением энергии и рабочей силы»[2125].

«Нам угрожает опасность стремительного падения уровня жизни населения Европы, для многих означающего настоящий голод…, — предупреждал в 1919 г. Дж. Кейнс, — Люди не всегда умирают тихо. Голод, погружающий одних в летаргию и беспомощное отчаяние, других ведет к психической несдержанности и отчаянию в безумии. И они могут низвергнуть остатки организации и утопить саму цивилизацию в отчаянных попытках удовлетворить непреодолимые личные нужды…»[2126].

От голода и крушения цивилизации, Европу спасло только прекращение мировой войны и массированная американская продовольственная помощь. России никто помощь не оказывал, наоборот, «союзники», своей интервенцией, навязали ей тотальную гражданскую войну, которая продолжалась еще 3 с лишним года, после того, как она пала от истощения в мировой войне. Именно эта интервенция и была основной, после мировой войны, причиной гибели миллионов людей от голода и болезней.

Гр. 6. Возрастная структура населения (по переписи 1926 г.), тыс. чел.

и Сбор зерновых, в % к среднему за 1910–1913 гг.[2127]

Из динамики, приводимой Е. Волковым, прямые потери населения во время голода 1921–1922 гг. составили ~ 0,8 млн. чел.[2128] По подсчетам Ю. Полякова, «к маю 1922 г. от голода и болезней погибло около 1 миллиона крестьян»[2129]. Эти прямые потери от голода составляют лишь часть общих демографических потерь, в основе которых лежало массовое недоедание. На существующую взаимосвязь еще до Первой мировой указывал видный земский статистик, экономист В. Покровский: «За сильным понижением урожаев и поднятием цен следуют в том же, а еще более в следующем году увеличение смертности, уменьшение брачности, рождаемости и естественного прироста населения»[2130].

Общие демографические потери за время голода 1921–1922 гг., по данным Наркомздрава и ЦСУ, составили — 5,053 млн. чел.[2131] По расчетам С. Мстиславского (БСЭ 1930 г.) от голода в 1921−1922 гг. пострадали 35 губерний, с населением 90 млн. чел. из которых голодало