— Не знаю, был ли он сыном Локи, а только мне известно, что награбил он много золота и всякой утвари из монастырей Ирландии и спрятал на одном из островов, — начал рассказы­вать Олаф. — И случилось так, что боги отняли у него память. Он не мог вспомнить, где искать золото.

— И что же? — глаза Свена блеснули от вспыхнувшего любопытства.

— А то, что я встречался с викингом, который служил у него. Это был Хьялти, прозванный Одноруким. Мы отправи­лись на Шетландские острова, но нас ждала неудача.

Олаф решил, что не стоит сразу все выкладывать начистоту. Один раз это уже повредило ему.

— Что же случилось?

— Человек, которому мы доверились, обманул нас. Мы чуть не погибли.

— А золото?

— Золото... — повторил Олаф задумчиво. — Оно осталось там.

—Ты хочешь вновь отправиться за ним? — догадался Свен, хотя особой прозорливости тут и не требовалось.

— Если бы у меня был корабль, — коротко ответил Олаф.

— Асбранд — тот, кто тебе нужен, — сказал Свен и разом допил пиво, отставив кружку. — Но он не любит делиться. Однако если ты приведешь его к золоту, он не станет обде­лять тебя.

— Мне много не надо. — Олаф смотрел в одну точку. — Я умею довольствоваться малым.

* * *

Утренний туман, висевший над фьордом, понемногу рассеивался. Олаф и Айво шли вдоль берега, разглядывая драккары, стоящие у пристани. Здесь было с десяток разных кораблей, видавших виды и недавно отстроенных. Старые драккары, бороздившие просторы северных морей, от Ислан­дии до западного побережья Балтики, где собирают янтарь, камень моря балтов, желтый, как кусочек солнца, выглядели мрачновато. Их покореженные борта и сбитые драконьи го­ловы на носах напоминали о бурях и морских сражениях, о нелегкой жизни северян, где многое зависело от оснастки и крепости корабля.

Олаф обратил внимание на кучку людей, которые занима­лись покраской щитов. Для этого они вываривали шкуры жи­вотных, получая густую клейкую кашицу. Ее затем смешивали с растертой в порошок медью. Получалась краска синеватого цвета, ею и раскрашивали боевые щиты викингов.

Айво, повеселев от выпитого пива, смотрел на окружающее взглядом человека, предвкушающего новые впечатления. Он, коренной житель бескрайних лесов земли Суоми, охотник, следопыт, хорошо разбирающийся в повадках диких зверей, ныне стал морским бродягой, который на суше вдруг прини­мается тосковать. Он знал, что в море, в сильную бурю, снова будет молиться богу Укко, который обрек его такой судьбе... но чего другого ему желать?

Они бродили по берегу среди бурлящей толпы, говорящей на разных языках и диалектах. Норвеги, даны и свеи хорошо понимали друг друга. Но Олаф ловил краем уха и словечки фризов, саксов, он мог бы объясниться с каждым из тех, кто не причислял себя к скандинавам, но жил рядом с ними. Его путешествие по Фризии, Саксонии, Инглаланду, земле Аттилы — Гуналанду не прошло даром. Олаф умел учиться и наблюдать. Качества, которые пригодились бы любому море­плавателю, ибо тот всегда в пути и не знает, куда приведет его корабль бог морей Ньерд.

Олаф внимательно поглядывал на драккар, называвшийся «Хлекк» по имени одной из валькирий. Его хищный драконий нос, потемневший от времени, целился куда-то на юго-запад. Как раз в том направлении и находился большой остров, ко­торый кельты называли Альбион.

— Это ты ищешь Асбранда? — требовательно окликнули его сзади.

Олаф обернулся. Перед ним стояли два викинга. Один из них, постарше, проживший, верно, более пятидесяти зим, среднего роста, коренастый, даже грузный, смотрел властно, как привыкли смотреть предводители северного воинства. Его серые глаза с прищуром видели многое, их нельзя было обмануть. Из-под плаща выглядывала рукоятка меча, ин­крустированная золотом. «Асбранд...» — решил про себя Олаф.

Второй был помоложе, выше ростом, одет попроще. Но в его осанке и повадках чувствовался опытный, умелый воин, участник многих сражений. На его плечи был наброшен синий плащ с серебряной застежкой, в то время как первый носил темно-красный,..

— Да, я, — ответил Олаф, выдержав взгляд пожилого викинга.

— Зачем он тебе?

— Я слышал, что он ищет людей.

— Вас только двое? — продолжал допытываться викинг.

— Да, — кивнул Олаф и, в свою очередь, спросил: — По­зволь узнать, с кем я говорю?

— Я — Асбранд, сын Кнуда, — с достоинством пояснил он. — А это, Хольмстейн, мой помощник и друг.

— Я — Олаф, сын Айнстейна, — спустя пару мгновений представился Олаф. — Со мной Айво, он...

— Я знаю откуда он, — с легкой усмешкой сказал Асбранд.

— Он не траль, Асбранд, — невольно вспыхнув, поспе­шил объяснить Олаф. — Он такой же свободный викинг, как я...

— Мне это известно. — Асбранд теперь не хмурился, на­против, выглядел приветливым, как будто в чем-то убедился, и это ему понравилось. — Я давно знаю Краснобородого Свена, он рассказал мне...

— Тогда... — замешкался с ответом Олаф, оглянувшись на своего товарища.

— Тогда — до завтра, — снова властным тоном возвестил Асбранд. — У меня дела к конунгу Харальду, и я намерен пробыть здесь еще несколько дней. — Он хотел уйти, но вдруг задержался, что-то припомнив. — А верно ли, что это ты убил Инегельда, сына Лютига?

— Это был честный бой.

— Я знаю, — усмехнулся своим мыслям Асбранд и скрылся в толпе.

Хольмстейн следовал за ним беззвучной тенью.

* * *

В большом зале местной таверны собралось около трех десятков пьяных викингов, они опустошали запасы пива и эля хозяина дома, разбрасываясь золотом и серебром. Хо­зяин, Эйвальд Хромой, которому было около шестидесяти зим, много повидавший на своем веку, хорошо знал, что за несколько таких вечеров разбогатеет больше, чем в иной месяц зимы.

Олаф и Айво, уже навеселе, сидели у края стола, слушая рассказы хмельных воинов Севера.

— ...Гуннар Черный утонул в реке, англы ее называют Трент...

— Клянусь Тором, я видел своими глазами, как рухнула стена, он не мог выжить...

— В нем было весу, как в трех мужчинах! Мог выпить бочонок эля...

— Их драккар утянул на дно огромный кракен! Его щу­пальца растянулись на длину нескольких кнорров! Верно говорю...

— Если ты выпьешь еще пару кружек, то скажешь, что кракен был с весь Осеборг...

Вокруг засмеялись.

В полумраке зала мелькали женские фигуры. Две из них принадлежали рабыням Эйвальда, остальные — свободные женщины, большинство из которых не имели мужей или были вдовами.

— Тордис тебя приласкает...

— Не верь ей! — сухопарый морщинистый викинг, смеясь, что-то объяснял своему товарищу, который пожирал глазами одну из женщин.