Михаэль, освободив настоятеля, намеревался сразу отправиться с ним в Марцелль, бежать от преисподней, готовившей раскрыть свои врата с восходом солнца посреди главной площади.

Иоахим же, ожидая слушания церковной комиссии и в душе уже не надеясь на положительный исход апелляции, посланной в Высший совет, был искренне удивлен прозвучавшим из уст Михаэля решением Его Святейшества. Для совершения благодарственного моления он опустился на колени. Люстиг терпеливо дождался окончания ритуала.

Шагая за молодым человеком по темному коридору, стараясь не отстать от яркого пятна горящего факела, Иоахим не переставал благословлять Христа и все пытался угадать, чье вмешательство столь скоро повлияло на его судьбу.

До выхода из подземной тюрьмы оставалось несколько шагов, как вдруг темная фигура преградила им путь. Михаэль замер и, угрожающе подняв факел, осветил крепкого молодого человека с прозрачными, как у рыбы, глазами и издевательски скривившимся лицом.

– Прочь с дороги, Хассо! Иначе… – угрожающе начал Михаэль.

– Иначе что, брат? – перебил его глухой голос.

– Иначе я с небывалым удовольствием проткну твое поганое волчье сердце.

Хассо цинично расхохотался, его рука легла на рукоять кинжала, а глаза плотоядно сверкнули.

Потеряв на мгновение контроль, подчиняясь долго сдерживаемой злобе, Михаэль вложил всю силу тела в удар стилета, который мгновенно оказался в его руке. Тонкое лезвие проткнуло камзол Хассо и, скрипнув попавшимся ребром, погрузилось до рукоятки в сердце.

Стекленеющие рыбьи глаза укоризненно и удивленно посмотрели на Михаэля, надеясь получить ответ на последний вопрос: «За что?»

– Это тебе за мать, которую ты приговорил к смерти, – спокойно ответил молодой барон и с усилием выдернул клинок.

Резкий запах миндаля, горящего на углях, затуманил его разум. Но карканье почувствовавших пир падальщиков, резкое и оглушительное, вернуло Михаэля к осознанию произошедшего. Он увидел, как Иоахим опустился на колени перед истекающим кровью Хассо и начал неистово молиться Спасителю.

– Святой отец, на данный момент единственный спаситель стоит перед вами. Когда будете в безопасности – сможете продолжить свои бессмысленные ритуалы.

Не сказав ни слова, святой отец оставил скорченный труп и поспешил за исчезающим в коридоре Люстигом.

Кровь, оставшаяся на кинжале, немедленно впиталась в костяную рукоять. На нем больше не было никаких следов. Не заметив этой перемены, молодой барон появился во внутреннем дворе суда и нетерпеливым жестом поманил ожидавшую их повозку.

– Не теряйте времени, святой отец! Уезжаем!

Иоахим, продолжая возносить благодарственную молитву, шагнул внутрь за Михаэлем и плотно захлопнул за собой дверь экипажа.

Лежащий на диване Конрад, почувствовав странное жжение в груди, отодвинулся от молодого секретаря. Мгновение назад он еще ласкал пунцовую, покрытую легким юношеским пушком щеку, как вдруг рука его замерла и задрожала.

Епископ откинулся на подушки, закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Жжение усиливалось. Вслед за ним в носу неожиданно защипало, и давно забытые слезы скопились в углах глаз.

Свершилось…

– Свободен! – ожившее сердце зашлось от радости.

Грудь Михаэля пронзила страшная режущая боль, словно огромный нож погрузился под ребра и начал выковыривать сердце. Согнувшись в смертной судороге, он упал на пол повозки под ноги Иоахима и забился в конвульсиях.

Священник подскочил к Михаэлю, подхватил за плечи и развернул его лицо к свету. Увидел крепко сжатые синюшные губы, застывшую маску вместо лица, закатившиеся глаза. Михаэль мучительно стонал, держась рукой за сердце.

Постепенно судороги, сотрясающие его тело, пошли на убыль. Он затих в руках Иоахима и обмяк. Святой отец испуганно дотронулся до его горла, чтобы прослушать пульс, и закричал.

Сердце Михаэля не билось.

Иоахим опустил безжизненное тело на пол и, опомнившись, начал неистово молиться за душу новопреставленного.

– Святой отец, не рановато ли вы меня хороните? – раздался из темноты голос пришедшего в себя Михаэля.

Молодой человек с усилием поднялся, отряхивая запылившиеся полы камзола. Его глаза сверкнули оттенком античного золота на бледном лице.

Изумленный Иоахим потерял на миг дар речи. Лишь его руки продолжали совершать крестные знамения, а губы шептать слова молитвы:

– Упаси нас от зла… помоги и избавь нас от злого очарования, творимого нечестивыми, в пагубу нам…

Михаэль снисходительно улыбнулся. Телодвижения глупого священника, его бесполезные слова вызывали в нем раздражение. Но он смог его подавить.

Утро воскресенья выдалось на редкость ясным и морозным. Бескрайнее небо раскинулось над Фрайбургом лазурным покровом. К центральной площади с рассветом стали стягиваться жители города и ближайших окрестностей, чтобы присутствовать на казни знаменитой шварвальдской ведьмы.

Напротив здания суда установили ствол свежеспиленной лиственницы. Предвкушая долгожданное развлечение, стражники обложили его охапками хвороста.

Ближе к полудню на месте казни яблоку было негде упасть. Заполнивший площадь народ возбужденно жужжал, пересказывал по нескольку раз сплетни вчерашнего дня о вынесении приговора чернокнижнице, которая покинула зал суда, так и не раскаявшись в совершенных злодеяниях. Говорили, что глаза нечестивицы горели адовым пламенем, и стоило ей бросить взгляд на присутствующих в зале, как их охватывала трясучка, не проходящая до самого вечера. Что же грозит несчастным сегодня, ежели она начнет напоследок колдовать? Чур нас, чур! Спаси и сохрани!

Стращая друг друга, пришедшие с раннего утра зеваки стояли, словно гвозди, на заледеневшей за ночь мостовой, отталкивая прибывающих вновь.

Регину привели на площадь после полудня. На мгновение над гудящим людским морем воцарилось гробовое молчание, в следующий момент сменившееся восторженными криками, оглушительным свистом, гнусными улюлюканьями и проклятиями. Глупцы подавляли свой необъяснимый страх перед женщиной, которая, гордо вскинув голову, твердой поступью прошествовала к месту казни. Обряженная в нелепый балахон грязно-желтого цвета, великая и ужасная ведьма смотрела сквозь толпу, не замечая ее. Ее прекрасное лицо было светло и спокойно. Темные глаза искрились на ярком полуденном солнце. Она не видела ничего вокруг себя, она давно вернулась в прошлое, где мужчина ее жизни подарил ей полнеба, где она любила и была любима, где они оба были свободны.

Ее тело послушно подчинялось приказам палача, связавшего руки за шестом. Но на просьбу священника покаяться и принять Христа она ответила отказом.

Какой смысл менять богов? Только Конрад, двуликий Янус, умудрился служить обоим.

Регина подняла глаза к открытому окну его кабинета. Она знала, что он стоит недалеко от окна, боясь показаться публике.