— Вот они! — заорал Владимир, указывая пальцем, как ему думалось, точно в солнечное сплетение Сурка. — Они пришли, чтобы помешать проведению нашего митинга! Не посрамите Родину, разорвите этих свиней на куски!

Сурок склонил голову набок и втянул щеки, словно вопрошая: «И ты, Брут?» Но тут увесистая колбаса шмякнулась ему на голову, толпа начала обстрел.

Владимир не увидел всего арсенала, имевшегося в распоряжении стариков; достаточно сказать, что костыли сослужили им немалую службу. Для Владимира самый запоминающийся момент потасовки — вроде заснятого военного эпизода, который неоднократно прокручивают по телевизору, — оказался связан с тучной матроной на каблуках. Она тыкала головой осетра в сердце Гусеву и кричала: «Мало тебе, мошенник?» — а растерявшаяся жертва умоляла о пощаде.

Итак, пока ветераны швыряли стульями в захватчиков, а сосиски летали по воздуху, как вертолеты Сикорского, Франтишек потащил Владимира к запасному выходу.

— Блестяще! — ограничился он единственным комментарием, выталкивая друга на солнечный свет и захлопывая за ним дверь.

Все еще исполненный революционного пыла, но уже вспомнив о более насущных потребностях, Владимир побежал по набережной вдогонку отъезжавшему такси.

— Стой, товарищ! — по инерции крикнул он.

Такси послушно взвизгнуло, и Владимир повалился на заднее сиденье; внутри у него что-то хрустнуло.

— О, ради всего святого… — Он чихнул, кровь хлынула из двух отверстий, в том числе из ноздри, — так победившая скаковая лошадь испускает боевой дух на финише.

Водитель — судя по виду, подросток, на бритой голове гордо вытатуирована анархистская «А» — увидел эту кровавую баню в зеркале.

— Выходи, выходи! — заорал водитель-анархист. — Не надо крови в машине! Не надо СПИДа! Выходи!

Пачка стодолларовых купюр в количестве ста штук ударила шофера в затылок (Владимир метнул ее с такой силой, что она оставила красный отпечаток на лунной поверхности выбритой головы). Водитель глянул на пачку. И завел свой маленький «трабант».

Путь в аэропорт требовал разворота на месте — маневр, который машина побольше «трабанта» не смогла бы осуществить. В этом отношении Владимиру повезло. Не повезло в другом: развернувшись, они оказались лицом к лицу с Сурковой армадой БМВ и бандитами, спасавшимися бегством от красноармейского старичья.

Водитель, как полагается, давил на клаксон и громко ругался. Однако при той сумятице, что творилась перед машиной, он все-таки не уберегся и сбил какой-то крупный объект, — до своего смертного часа Владимир будет верить, что это был Бревно. Впрочем, учитывая яркое полуденное солнце и слепящие красные вспышки, полыхавшие на роговице, он мог и ошибиться. Возможно, это был дружок Бревна.

От толчка «трабант» полетел к ограждению на набережной. Переживший удары и покрепче, когда его клепали, «траби» отскочил от ограждения на проезжую часть, тем самым Владимир и водитель были спасены от падения в реку. Удивительная машина, этот «трабант»! При всей скромности, забитости, какая внутренняя мощь. Мать всегда хотела, чтобы Владимир женился на девушке, похожей на этот «траби».

— Машине конец! — простонал шофер, хотя они уже одолели набережную и въехали на мост, вившийся от Народного проспекта. — Плати!

Очумевший Владимир, у которого к тому же не было другого выхода, бросил подростку еще десять штук В ответ водитель выдернул серпантин проводков и единственную лампочку из приборного щитка, отчего «трабант» раскочегарился не на шутку: с потрясающей лихостью и неприкрытым пренебрежением светофорами они пролетели сквозь Маленький квартал и двинули вверх по Репинскому холму.

Завеса дыма, поднимавшаяся над Ногой, накрыла город, кое-где дым достигал плотности кучевых облаков, какими их видишь из иллюминатора самолета. Преждевременная ночь опустилась на Праву, придав шпилям и куполам Старого города жутковатое индустриальное обаяние.

К тому моменту боль в ребрах Владимира обострилась. Он закашлялся. В горле стоял какой-то комок — толстая нить свернувшейся крови, и он выхаркивал ее до тех пор, пока кровяная цепочка не распрямилась внутри желудка и не приземлилась на лысине шофера.

На секунду показалось, что дело проиграно; на секунду ему показалось, что до аэропорта придется топать пешком. Но водитель в терпеливой, недоуменной манере гордого местного парня, неожиданно запачканного западным нутром, буркнул только: «Плати». Когда деньги шлепнулись на переднее сиденье, анархист снова врубил мотор.

Глядя на город, раскинувшийся внизу, Владимир заметил караван БМВ, взбиравшийся на холм; машины двигались вплотную друг к другу темно-синей рекой, похожей на Тавлату, разве что автомобильная река текла куда энергичнее и вверх по Репинскому холму, а не вниз. Владимир поежился, дивясь мощи организации, к которой недавно принадлежал, хотя цепочка роскошных немецких «бимеров» была, вероятно, самым внушительным ее проявлением. Если не считать, конечно, той ситуации, когда из каждого звена цепочки льется шквальный огонь.

Что и произошло минут десять спустя. Съехав с холма, «трабант» выбрался на главное шоссе, ведущее из города. От кровотечения Владимира охватила такая слабость, что ему хотелось расплакаться. Откинувшись на спинку сиденья и запрокинув голову, чтобы остановить кровь, он тихонько нашептывал отцовский девиз «не реви», когда пуля снесла заднее стекло «трабанта». Крошечные осколки прочертили тонкие красные линии на затылке шофера, нарисовав орнамент (весьма уместный) к вытатуированному «А», символу анархистов.

— А! — заорал шофер. — Артиллерия бьет по машине-смертнице и Ярославу! Плати!

Владимир сполз в лужу собственной крови. Водитель Ярослав свернул на ничейную землю между предохранительными поручнями и собственно шоссе. Худенький «трабант» протиснулся мимо трейлера с логотипом шведской фирмы по производству модульной мебели, обогнав его.

Потрясенный, с трудом соображавший Владимир приподнялся, чтобы взглянуть в более не существовавшее заднее окно. Шведский мебельный трейлер загораживал их машину от охотников Сурка, словно представитель сил быстрого реагирования ООН. Но люди Сурка явно не питали уважения к шведской мебели. С упорством, свойственным лишь бывшим советским эмвэдэшникам и первокурсникам юридического факультета, они продолжали палить. Трейлер двигался бешеными зигзагами, пытаясь удержаться на проезжей части. Наконец его усилия принесли результат — с громким свистом задние дверцы кузова распахнулись.

Разноцветные обеденные столы «Кровник», застекленные шкафы из прочной березы «Сканор», складные настольные светильники «Аркитект» (со съемной лампой) и сам глава этого разномастного семейства — комплект мягкой мебели «Гринда» из трех предметов «модной пестрой расцветки» — вывалились из трейлера на флотилию БМВ, поставив наконец точку в русско-шведской войне 1709 года.

«Трабант» затормозил у выхода на посадку. Владимир, растрогавшись на прощанье, бросил Ярославу еще десять кусков. Тот похлопал Владимира по мокрой от пота спине и воскликнул, тоже не сумев сдержать слезы: