Затем достал стаканчики для вина.

Взглянув на Лиду, увидел её такой же немного усталой.

– Что с тобой? – спросил.

– Голова разболелась. – Лида потёрла лоб рукой. – Где-то у меня были таблетки, – она стала копаться в сумочке, – можно попросить воды?

– Никаких таблеток! – решительно запротестовал Чумаков. – Сейчас мы вас вылечим, доктор. Сядьте, пожалуйста, удобнее, расслабьтесь…

Потерев ладони друг о друга, как бы разогревая их, он закрыл глаза, постоял, сосредотачиваясь, затем приблизил ладони к голове Лиды, медленно двигаясь от висков к затылку.

– Глаза закрывать? – спросила Лида.

– Не имеет значения, – отвечал Чумаков, продолжая манипуляции. – Что-нибудь чувствуешь?

– Странное ощущение, будто между вашими руками и моей головой какое-то упругое вещество, и через него я чувствую прикосновения… Так приятно…

Через некоторое время Чумаков опустил руки.

– Всё! Как теперь?

Лида осторожно повернула голову, потом потрясла ею.

– Прошло! Правда уже не болит! – удивлённо-радостно сообщила она.

– У тебя было нарушение целостности энергетического поля в правой затылочной части, я попытался его скорректировать…

– Я слышала про биоэнергетику, но испытать не приходилось… Вы что же, Вячеслав Михайлович, теперь экстрасенс?

– Нет, – улыбнулся он. – Просто после госпиталя появилась какая-то обострённая чувствительность. Еду, например, на машине и точно знаю, куда свернёт водитель впереди. Мысли некоторые могу угадывать, головную боль снимать знакомым, соседям – это несложно, я даже мальчишек своих научил.

– А вы не говорили, что у вас есть дети… – чуть насторожилась Лида.

– Есть. Человек тридцать. – Чумаков рассмеялся. – Я секцию самбо веду в школе, так что у меня не только мальчишки, но и пяток девчонок есть. С ребятами интересно возиться, я учу их, они – меня…

– Да, наверное, – согласилась Лида. – Кстати, где же ваша обещанная каша?

– Не ваша, а твоя, – заметил Чумаков, наливая вина.

Со звоном сдвинув стаканы, они переплели руки и выпили, но целоваться не стали.

– А теперь скажи: «Слава, где твоя каша?» – не отступал Чумаков.

– Хорошо, Слава, где твоя каша? – произнесла Лида.

Оба рассмеялись, почувствовав себя свободно.

– Вкусно! – удивилась Лида, уплетая «солдатский продукт». – Я думала, каша есть каша, а эта какая-то особенная, что за рецепт?

– Рецепт очень простой: кладётся всё съестное, что на данный момент имеется в доме, конечно, с соблюдением сочетаемости – и в духовку на полчасика!

Пили вино, ели конфеты, разговаривали, перескакивая с темы на тему, вспоминали «уроки французского», на которых их «застукала» Леночка, опять смеялись. И Чумаков, как и тогда, не переставал удивляться: с детства он мечтал найти человека, с которым можно было поговорить обо всём, который тебя поймёт. В школе таким другом оказался Андрей. Потом – Ка Эм. Но в дальнейшей работе откровения пришлось упрятать на недосягаемую глубину. И вот спустя много лет, когда он уже потерял надежду, в подобной роли неожиданно предстала молодая симпатичная девушка, это было необычайно приятным подарком случая.

«Только ли случая? – съехидничал внутренний голос. – Не по этой ли самой причине ты поехал в Днепропетровск, держа в подсознании упоминание Лиды, что где-то здесь проживает её мама, хотя и не признавался себе в этом? Не ждал ли этой встречи ежедневно и ежечасно при всяком посещении больниц, зная, что она работает врачом, не искал ли в кинотеатрах, у книжных ларьков, возле ЦУМа у фонтана или просто в человеческой реке, текущей по центральному проспекту. И то, что случилось сегодня, – чудо, судьба или всё же просчитанная тобой закономерность?»

Только глубокой ночью, когда уже начали слипаться глаза, Чумаков уговорил Лиду остаться переночевать, постелив ей на диване, а себе на полу. Они уснули, наверное, одновременно, оборвав разговор на полуслове.

Утром наскоро попили чаю, Лида торопилась на работу, и Вячеслав вызвался подвезти её. Когда запирал дверь, на площадку вышла соседка – пожилая женщина с бледным худым лицом.

– Утро доброе, Вячеслав Михайлович! – притворно учтиво пропела она, сверля Лиду колючим взором.

– Здрасте, – буркнул Чумаков, а Лида опустила глаза.

В лифте пришлось ехать вместе. Соседка молчала, но откровенно осуждающий взгляд «вылил» на обоих такую «бочку» грехов, что им стало неудобно, хотя ни о чём «таком» они даже не помышляли.

Чумаков заметил, как занервничала Лида, садясь в машину.

– Всё нормально, – сказал он. – Для чего, по её мнению, одинокий холостой мужчина приглашает домой девушку? Чтобы заниматься всякими безобразиями: стихи, например, читать или кашу из сковородки есть. Разве это не безобразие? Возмутительно просто! – Он фыркнул, копируя интонацию соседки.

Лида улыбнулась. Она была благодарна Вячеславу за то, что он понял её и поддержал, шуткой развеяв неприятное.

– Завтра я поеду к маме, а с понедельника начинается лагерная смена, – сказала Лида, прощаясь.

Через три дня Чумаков отыскал её в лагере. Но Лида была так озабочена началом, когда всех детей надо было взвесить, обмерить, проверить наличие справок, и прочими хлопотами, что разговора не получилось. Строгая Лида в белом халате и шапочке показалась ему далёкой и недоступной, как луна в небе.

Не желая быть навязчивым, он не появлялся несколько дней.

В один из вечеров окно рядом с медпунктом долго не гасло. Устроившись в своей комнатушке, Лида достала со дна сумки общую тетрадь. Покусывая кончик ручки, девушка посидела, задумавшись, потом сделала очередную запись в своём дневнике. Убрав ручку и тетрадь, вспомнила, что сегодня молодая часть лагерного персонала собиралась на «пионерский костёр»: завстоловой Жора организовывал «шашлычок». Лиде не очень хотелось идти: водка, сигареты, сальные шуточки, как непременный атрибут подобных «собраний» – всё это было неприятно, но оставаться одной ещё хуже. Она заперла дверь и пошла к выходу.

Уже десять дней Чумаков не виделся с Лидой. Ещё раньше, в «той» жизни, он научился тонко чувствовать людей, а после ранения эти способности обострились. Хотя зачем они нужны в его нынешнем положении?

Вот и теперь он понял, что Лиду необходимо на какое-то время оставить одну, хотя между ними ничего не произошло. С первых минут встречи он увидел в глазах девушки какую-то печаль и затаённую боль, поэтому старался не задеть нечаянным словом, а как-то развеселить, отвлечь. Ему было приятно и интересно общаться с ней, и всё же решил некоторое время не тревожить Лиду своим присутствием.

Лишь спустя полторы недели Вячеслав приехал снова. Но по дороге пробилось колесо, а запаски не было, пришлось бортировать и ставить новую камеру. Пока он возился, поздние летние сумерки плавно перетекли в ночь. Медпункт, естественно, был закрыт. Лида наверняка давно спала. Чумаков уселся на узкой – в одну доску – лавочке, освещённой фонарём, по привычке разминая колено и вдыхая удивительно свежий ночной воздух, лагерь находился в сосновом лесу. Неожиданно из-за угла соседнего домика показался знакомый силуэт. Лида поравнялась с Чумаковым и вдруг остановилась, удивлённая: