«Какое свинство!» – хочется заорать мне.

Но я еще помню, как тот психопат в порту хотел резать меня, словно ту же свинью. А потому только крепко-крепко зажмуриваюсь и дополнительно ладонями лицо закрываю.

«Я сойду с ума… Я точно сойду с ума!» – пульсирует в моей голове.

– Опусти руки. Дай мне тебя сфотографировать, – рассекает тот же резкий безэмоциональный голос.

Я повинуюсь. Вижу, как на меня направляют камеру знакомого мне телефона – это смартфон Лаврентия. От первой вспышки морщусь. Со второй начинаю непрерывно трястись.

– Вот и все. Фотографии и адрес этой конуры отправлены, получены и прочитаны. Скоро Саша будет здесь. Помни, о чем мы договорились. Не думай, что после моего ухода опасность для тебя и твоей родни минует, – размазывает последние надежды. И я снова начинаю плакать. – Станешь оправдываться перед Сашей или, не приведи Господь, расскажешь что-то о нашей сделке, окажешься здесь снова. И уже без права выбора, – бьет словами, как профессиональный боксер. Каждый удар – нокаут. – Мой сын не сможет тебя защитить. А уж твоих маленьких сестренок и подавно. Нет у него такой власти пока. В этом городе главная я, понимаешь? Даже то, что не столь очевидно, у меня на контроле. Так что приводи себя в порядок. И будь умницей.

Когда она уходит, я даю волю крику охватывающего меня сумасшествия. Луплю кулаками по постели и ору так, что у самой уши закладывает. На всю эту квартиру от боли разрываюсь. Мелькает мысль наплевать на угрозы, ведь мне и без насилия, скорее всего, не выжить. Но есть же они… Мои сестры.

В приступе безумия толком думать не могу. Страх и боль – все, что я чувствую. Разум в отключке. А потому, когда возможность издавать звуки иссякает, я просто поднимаюсь и, пошатываясь, бреду в ванную. Умываюсь, споласкиваю рот и прямо из-под крана утоляю жажду. Горло так жжет, что из глаз снова слезы брызгают. На этот раз беззвучные.

Спазм, и меня рвет желчью. Выворачивает наизнанку. Судорогами все тело идет. На колени падаю. Задыхаясь, ползу по грязному кафелю. Кажется, там и останусь… Но у меня нет на это права. В какой-то злой решительности поднимаюсь и снова привожу себя в порядок.

Едва возвращаюсь в кровать, входная дверь распахивается.

Тишину рассекают твердые и такие знакомые звуки шагов. Слезы соскальзывают по щекам, как не пытаюсь их остановить. Смахиваю в последний момент.

Скрип двери. Встреча взглядами. Полная остановка моего сердца.

Он шел сюда со страхом. Я его сама чувствую. Осязаю, как нечто живое, трепещущее в своем воспалившемся хроническом ужасе. Когда же Саша собственными глазами видит все детали «заботливо» созданного его любящей мамочкой антуража – чужая измятая постель, блядское белье, презервативы… Столкновение со своим самым худшим кошмаром – это конечная космическая станция.

Он умирает. Духовно, так точно.

Я распахиваю губы, чтобы, несмотря на все запреты, спасти.

Но… Не успеваю.

На волю вырывается ревущий от боли монстр. Он размахивается и бьет меня наотмашь по лицу. С такой силой, что моя голова уходит в сторону. На этом резком повороте трещат шейные позвонки. Я еще ни черта не осознаю, но в мозгу стучит жгучая мысль: «Хоть бы моя шея сломалась и принесла за собой настоящую смерть…».

Но я все еще здесь… Продолжаю осознавать даже то, что видеть не могу.

Из Сашкиного рта вырываются натуральные рыдания. Он закрывает лицо ладонями и с грохотом сваливается передо мной на колени.

Проходит минута, десять, двадцать, тридцать… А жизнь все не заканчивается.

Я сижу в том же положении. Не могу пошевелиться. Не способна даже плакать. Окоченевшая, флегматично слушаю звуки Сашиной боли. Моя меня переполнила настолько, что тело, кажется, навсегда утратило форму. Внутри меня собралась загнивающая мокрота. Я вся опухшая и потяжелевшая от кровавой соли.

Проходит час, а Саша все еще стоит на коленях.

Час. Это много? Или мало?

Ко мне, к огромному сожалению, начинает возвращаться рассудок.

«Он меня ударил… Ударил… Ударил…» – все, что я осознаю.

Шок настолько сильный, что мой физический паралич продолжается. Я все еще надеюсь, что пораженные клетки погибнут и убьют меня. Если бы был способ сделать это быстро, я бы сама себя убила.

Он меня ударил… Ударил… Ударил…

Поверил, что я спала с другим. И ударил.

Нет… Это нереально… Это какой-то кошмарный сон… Я скоро проснусь!

Но… Проходит еще час, а пробуждение так и не наступает.

Дай Бог, это кома… Дай же мне хоть что-то!!! Как я могу жить дальше?!

Дело ведь не в самом факте «измены». К этому все и шло. Это бы в любом случае рано или поздно случилось. Он… Мой принц больной! И наша любовь изначально была такой же безумной. Я его ненавижу! Сама не хочу, чтобы что-то продолжалось. Никогда не прощу подобного!!!

Саша, конечно, никакого прощения и не ждет. Едва сам успокаивается, поднимается с колен и, так и не сказав мне ни слова, покидает квартиру.

Я испытываю опустошение. Освобождение. И, как это ни странно, облегчение.

Все закончилось.

Встаю с кровати. Волочусь к окну с четким намерением. Распахиваю. Смотрю вниз, машинально прикидывая, какой это может быть этаж.

«Достаточно высоко…» – заключает кто-то в моей голове.

Зимний ветер толкает мне в лицо холод, и это словно бы отрезвляет. Я вспоминаю своих сестер, свои мечты, эту суку, которая еще должна получить по заслугам… Вспоминаю себя. Вспоминаю свою силу. Вспоминаю солнце внутри себя, которое никому не подвластно погасить. И закрываю окно.

Вытаскиваю из шкафа первые попавшиеся вещи, одеваюсь и выхожу из квартиры. Еду домой на маршрутке. Слушаю людей, чтобы впитать жизнь, которой так мало осталось во мне. Говорю себе, что произошедшее – не самое страшное в мире. Убеждаю себя, что справлюсь.

Закрываюсь в нашей с Лизой квартире и два дня беспробудно сплю.

Не хочу просыпаться. Не хочу смотреть реальности в глаза. Не хочу что-то чувствовать.

Я не готова к жизни даже на третий день. Но приходят Лиза с Артемом и начинают меня допрашивать. Естественно, я им ничего не рассказываю.

– Поссорились… Расстались… – на этом все.

И тогда они бросаются мирить нас с Сашей. Я над этой идеей истерично смеюсь. Не трогает даже то, что сестра с Чарушиным каким-то образом уговаривают Георгиева приехать ко мне поговорить. Не трогает, конечно! Вскрывая все раны, приводит в бешенство.

Сгребаю все вещи и подарки,