— А что, уже все сделали?

— Здравствуйте, Сонечка Викторовна!

Вован засунул бутылку за скамью, Виталка сел на книгу, Сан Саныч высыпал семечки голубям, а Фарик тут же вскочил, выхватил из груды инструментов первый попавшийся скребок, подобрал ведро с цементом и быстрыми профессиональными движениями обляпал стену.

— Мы работаем!

— Кто пил? — грозно кричит Соня.

Рабочие понуро молчат.

— Мне еще раз спросить?! Кто пил?

— Ну вот. Начался образцово-показательный разнос.

— Да вы что, озверели, что ли?

— Да, тут… ну, Софья Викторовна, — оправдывается Вован. — Да разве это «пил»? Это же пиво.

— Я сколько раз просила — на объекте никакого спиртного! Ни пива, ни фигива! НИ-ЧЕ-ГО!!! Знаете ведь, если заказчик увидит — ни вас, ни меня здесь не будет! У меня в договоре есть этот пункт. Я в нем кровью расписалась! Ты забыл, как я тебе капельницу ставила, из запоя вытаскивала! Лучше бы ты в нем и остался! «Софья Викторовна, спасибо, спасибо!» Где еще один лепщик, я вас спрашиваю?

К этому моменту все рабочие разобрали свои инструменты и изо всех сил делают вид, что работают.

— Кто на работу не вышел? — Она отчаянно вертит головой, чтобы посчитать рабочих. Кто-то уходит, кто-то приходит, всех не упомнишь.

В одном из проемов возникает улыбающийся мужчина в светлом пальто и рыжей нелепой каске. Он с восхищением уже некоторое время наблюдает за Соней.

— Где ты шляешься? — кидается на него Соня. — И это рабочий?! Это наш рабочий? Что ты скалишься, как новый самовар?! На какой черт тебе шлем на башке? У нас что, обвал в горах?!

— Соня, он тебя не понимает, — говорит Вован.

— Что, он глухой? Ну-ка бери инструмент.

Соня хватает из кучи инструментов скребок и протягивает его мужчине. Он, как зачарованный, берет инструмент и растерянно смотрит сначала на орудие труда, затем на Соню.

— Объясните ему, что делать, — приказывает Соня и пристраивается с чертежами на подоконнике.

— Софья Викторовна…

— Работайте, ребята, работайте.

— Соня…

— У нас сроки горят, — говорит Соня, не оборачиваясь. — Мы еще тяги не тянули… Н-да…

Рабочие и вновьобращенный незнакомец с одинаковым изумлением разглядывают Сонькину спину.

— Софья Викторовна, — наконец заговорил Виталка. — Это иностранец. Его прислали к нам из иностранной фирмы. Он — новый заказчик.

Соня медленно поднимает голову от чертежа и оборачивается, мгновенно преобразившись.

— Excuse me, please! It’s my work, — оправдывается она нежным голосом и протягивает иностранцу руку для пожатия:

— Му name’s Sofya.

Мужчина принял руку, как бесценный подарок, но не пожал, а припал в поцелуе.

— Dobrusha, Dobrusha Heyfes…

Соня, не меняя елейного тона и не отрывая взгляд от Добруши Хейфеса, приказала:

— Всем работать. Where are you from, Mr Heyfes?

— For you — Dobrusha. I’m from USA.

— It isn’t American name.

— Yes, you’re right. My mother is Bulgarian.

— My grand mother is Polish.

Рабочие уже почти доделали две стены, а Соня и Добруша все еще сидят на подоконнике и болтают. За ними в проеме окна, на соседней крыше, громко занимаются любовью два кота.

Со двора, задрав головы, в спины Добруши и Сони вглядывались Нонна и Юля.

— Хватит торчать, а то заметит! — дернула Юлька подругу. — Пойдем!

— По-моему, все нормально, — удовлетворенно заявляет Нонна.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Пошли, говорю. Я и так уже опаздываю. Меня в салоне супруги-панки ждут. Мне на их спинах еще Ледовое побоище рисовать.

— Я не поняла, они обе тети или оба дяди?

— Почему? Он и она. Хотя, конечно, трудно сказать. Ввела ты меня в сомнение…

Когда Юля и Нонна ушли к метро, Соня и Добруша еще долго сидели на подоконнике.

Рабочие уже закончили свою работу и переодевались в глубине холла. Виталка подошел, кашлянул и сказал:

— Софья Викторовна, все готово. Мы можем идти?

Соня, не отрывая влюбленных глаз от Добруши, ответила проникновенным голосом:

— Yes… Ой, да, конечно…

Рабочие вежливо, аккуратно попрощались: «До свиданья, Софья Викторовна… До свиданья…» Соня и Добруша кивали между словами. Неожиданно Соня скокнула с подоконника и подбежала к Виталке.

— Just a moment… Тьфу ты! Виталка, подожди!

Порылась в кошельке и протянула деньги.

— Это зачем? — насторожился лепщик.

— Ну, пивка с ребятами попейте. Рабочий день закончился.

— Спасибо, Софья Викторовна!

Виталка на цыпочках потянулся к товарищам, помахивая тысячной купюрой. Соня и Добруша остаются в комнате вдвоем.

— Вот… Вернее, this is my work. Our firm is very popular. My workers are very high in their job. We make… a… a… Sorry for my English… Господи, как же по-английски лепка?..

— Лепка по-английски будет — sculpture, — говорит Добруша по-русски с легким американским акцентом.

— Почему ты сразу не сказал, что говоришь по-русски? — ошалела Соня.

— Не успел, был очарован тобой.

— Да уж… Было чем, — хмурится Соня, вспоминая свое утреннее поведение. Что ж поделаешь, испугалась девушка грозного «малыша» Саркисяна.

Добруша снимает очки и подслеповато щурит большие глаза.

— Я хотел еще слушать и слушать твой голос. Мне было мало. Я хотел больше.

Он достает из внутреннего кармана белоснежную замшевую тряпочку и протирает очки.

— Ты всегда хочешь больше? — спрашивает Соня, приняв игру. — Тебе всегда мало?

— София, у меня были очень богатые предки. Мы делаем нефть, вино и духи. У меня все есть. Я давно уже ничего не хочу. Еще сегодня утром я думал, что так будет всегда. Уже час назад я понял, что так всегда не будет.

Соня слушала, качала головой и, совершенно очевидно, не верила. Ни ушам своим, ни тому, кто вдувает в эти уши наглую, но, следует признать, сладкую ложь. Она ведь не школьница какая-нибудь глупая. «Я давно уже ничего…», «Час назад я понял…». Все это нахальство и сопли в сахаре. Любви нет. Во всяком случае, Соня свой резерв романтики уже исчерпала. Одна тина на дне осталась. Нет никакой любви, только здоровый секс. Соня горько усмехнулась:

— Тогда кончай болтать, давай целоваться.

Добруша не накинулся на Соньку с пылкой поспешностью новичка. Он осторожно провел рукой по Сониным волосам, снял повисшую нитку, коснулся лица пальцами, знакомясь с ним. И только тогда поцеловал. Соня сконфузилась. Что она там говорила про себя? «Я не школьница какая-нибудь»?