Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оно шуршало так, что ты казалась королевой шершней.
– Ты хотел спасти меня?
Он подумал. Уголок губ дрогнул снова.
– Ничего подобного. Я решал, стоит ли мне изучить тебя подробнее. Или лучше сразу дать деру.
– Хорошо, что ты выбрал первое.
Мы замолчали, рассматривая друг друга. Я ощущала, как сгущается между нами воздух.
Странный мальчик в синей рубашке прикоснулся к рукаву платья. Девочка сочла это необычным, а мальчика – занятным. Она еще не знала, кто именно трогает сухими пальцами краешек ее кружевной оборки.
Прошлое резало глаза яркими кадрами.
Первая прогулка вдоль холмов – он рассказывал о том, как правильно препарировать лягушек, и меня едва не стошнило. В отместку я набила его карманы дикой крапивой. Он сделал из нее лечебную вытяжку, а потом неделю ходил с распухшими ладонями. Я таскала его по «страшным местам», надеясь лишить вечной невозмутимости. Увы, это оказалось невозможным. Гениальный разум моего друга отмерял эмоции, словно безумный скряга. По капле. По крошке. Мама говорила, что у моего друга какой-то там синдром. Что он не умеет испытывать чувства и общаться с людьми, не понимает и не сопереживает им. Что он начисто лишен эмпатии, словно оживший механизм. Поэтому мальчик и попал в группу Коллахана. «Расстройство личности» – так сказала мама. Я не поняла, на мой взгляд, с этой самой личностью у приятеля все было в порядке. Просто эта личность глобально отличалась от всех других.
Мальчик был сиротой и жил в приюте для особенных детей. А еще он обладал удивительной способностью становиться невидимкой. Стоять рядом, но словно бы не присутствовать в окружающем пространстве. Растворяться в нем. Быть лишь тенью. Даже моя мама никак не могла запомнить его имя. А ведь оно было совсем простым.
А иногда он мог наоборот – включаться на полную мощностью, и тогда его энергия буквально заполняла все вокруг и штормом утягивала меня на дно бушующего моря.
Но это случалось редко, он предпочитал режим «невидимки».
И все же невозмутимость нового друга пробуждала во мне бесенка, ведь в отличие от него я жила чувствами. «Довести ЕГО» – стало моей любимой и очень захватывающей игрой.
В развалинах древнего замка я визжала от ужаса, услышав потусторонний вой, а мой друг тут же находил десяток правдоподобных причин для такого музыкального сопровождения. В сыром подвале я видела пляшущие на стенах привидения, а он обнаруживал ранее неизведанный вид плесени. Лежа на крыше, я рассматривала радугу, а приятель говорил лишь о преломлении света.
Он был разумом. Резким, отточенным, порой беспощадным. Я была чувствами. Яркими, звонкими, будоражащими.
Такие разные.
И все-таки однажды мне удалось вывести его из себя. Да так, что я всерьез испугалась за сохранность нашего мира. Правда, это случилось гораздо позже безоблачных дней детства. Когда мы оба повзрослели, и я начала встречаться с Димитрием. Вот тогда-то я увидела темную сторону того, кого считала начисто лишенным эмоций.
Боль он испытывал так же, как и все.
Или нет. Он ощущал ее гораздо сильнее.
Димитрий же был совсем другим. Наглый, самоуверенный, яркий. Юной Мэрид хотелось бури, и Димитрий принес ее.
Тогда я ничего не знала об истинных бурях.
Все это пронеслось перед внутренним взором в один миг.
– Ты всегда был рядом, ведь так? – Я сделала к нему еще один шаг. – После Забвения. Ты ничего не забыл. Почему ты ничего не забыл?
Он пожал плечами, делая вид, что не знает.
– Я предполагал, что изменения могут однажды повредить мою память. И заранее создал несколько кодов для ее восстановления, самые простые. Звук дождя, смех, солнечный свет. Я все вспомнил через два дня после того, как мир поглотило Забвение. Все, кроме Мелодии Творения. Ее ты стерла начисто даже из моей памяти. Думаю, ты вытравила ее из самой реальности.
– Но как ты меня нашел? И как узнал с новой внешностью?
– Не сразу. Но я ни минуты не верил в то, что ты умерла, хотя тоже видел запись. Видел, как ты летишь на камни. Но я не поверил. Да и твой брат тоже, он всегда подозревал убийство… и – Основателей. Но мы не знали, кому можно верить. Я не знал. К оврагу я приехал спустя сутки. Но не нашел тебя. Зато обнаружил удивительное явление – червоточину. Бросился следом, но все же опоздал. Ты успела наложить Забвение и исчезнуть. Потеря памяти повергла мир в новый хаос, и мне понадобилось время, чтобы навести подобие порядка. Я искал тебя несколько месяцев, Рид. А когда нашел… Ты прошла мимо и не узнала меня. Ты меня просто не узнала. Ни в тот день, ни в другой. Ты смотрела на меня – случайного прохожего, соседа в экипаже, покупателя в твоей лавке – и никогда не узнавала.
В его голосе прозвучала такое невыносимое отчаяние, что мне сдавило сердце. Боги, столько лет быть рядом и понимать, что мы стали чужими. Совершенно чужими… Невыносимо.
– И на несколько лет ты стал моей Тенью, – прошептала я, потрясенная. – Помогал, охранял, присматривал. Ты всегда знал, кто я! Но почему? Почему, когда мы снова встретились в Арвиндале, ты даже не намекнул?
– Но я намекал, – слегка нахмурился он. – Я даже оставил тебе подсказку.
– Это какую? – не поверила я.
– Шарик с Грезой, который тебе подарил мой приятель, старик Добросон. Ты должна была увидеть ее и понять, кто я.
Что? Я порылась в закромах памяти и выудила прогулку по ледяным туннелям Арвиндаля. И правда, был там какой-то старик. И шарик, который я сунула в карман и забыла!
– Но я так и не посмотрела ту Грезу! – возмутилась я. – И что в ней было?
О, неужели он смутился? Да быть того не может.
– Уже неважно, – мотнул он головой, убирая упавшие на глаза волосы. – Ты ее не увидела.
– Надо было попытаться снова!
– Так я пытался. – Он хмыкнул, увидев мой скептический взгляд. И напомнил: – Нож, который я выбрал на «Королеве ночи», чтобы метнуть в тебя! Как считаешь, почему я взял именно его?
– Потому что он лежал с краю? – сказала я, и Фрейм закатил глаза.
– Ледяная скульптура у моей двери.
– Просто красивая фигурка, выточенная кем-то от скуки!
– Рид, – проникновенно сказал он. – Ты чертовски недогадлива!
– Ой, кто бы говорил! Я потеряла память и ни черта не помнила! – возмутилась я. – Мог просто сказать, черт возьми!
– Не мог. Забвение это бомба на сейфе с кодовым замком. Попытка взлома – и разум стирается. Открыть этот тайник можно только изнутри, но никогда снаружи. Я сходил с ума каждый раз, когда ты пыталась вспомнить. Я сходил с ума все время рядом с тобой.
На последних словах он задохнулся. Помрачнел и отодвинулся. Теперь между нами был длинный и узкий стол, заваленный деревянными брусками и опилками.