негра. По пути я подобрал несколько камней, шишку, прямую палку — было занятно иметь возможность оперировать в этой реальности материальными предметами. На вершине горы я уложу все это в короб и посмотрю, перенесутся ли подобранные предметы в реальный мир после пробуждения.

Вот я и на вершине. Гладкая как колено, ведьмина гора, не иначе. И ни одного папоротника. Облака теперь не бежали на меня, а со всех сторон сходились над горой. Красиво, но что дальше?

Молния ударила почти передо мной, волосы встали дыбом от заряда, запахло паленой шерстью. Взрывной волной расширившегося воздуха меня опрокинуло на спину и откинуло метра на полтора назад. Пятно куда ударила молния продолжало светиться белым. Затем из него медленно вырос двухметровый каменный палец. Ну хоть указательный, а не средний. Странно, но мне казалось, что перст Перуна окажется большим пальцем, хотя указательный это, конечно, логичнее.

Спустя еще мгновение на вершину опустилась тишина, пропали звуки ветра и грома. Зато появились русалки, в разных сторонах, так что образовался треугольник с нами в вершинах и перстом в середине.

Русалки, как и все вокруг, были чёрно-белые, но при этом каким-то непостижимым образом казались зеленой и голубой. Выглядели они потрясающе и одновременно жутко, этакие одержимые оракулы, стеклянные глаза, отрешённые лица, застывшие позы и волосы, развиваемые дикими порывами несуществующего ветра. При этом по-прежнему голые, с аппетитными выпуклостями и впуклостями.

Я поднял руку в жесте приветствия чунгачгука, и хотел было подойти к ним по очереди, пообниматься и всё такое, но с неба упала очередная молния, предупредительный, так сказать, выстрел в палец, и я благоразумно решил остаться на своей позиции, позволив действию идти своим чередом. Я активировал сканер, русалки оказались не черными, а зеленой и голубой соответственно. Вот откуда цвет проступал, словно из другой реальности, с изнанки. Похожи они здесь еще более чужие чем я. Причем в инвертированном виде у них внутри проступила структура, каменная у Лалы и древесной коры у Дубравки.

По идее это не их вотчина, это не их ареал, и даже не их мир если я правильно понимал. Хотя в данж они в принципе могли зайти, почему нет? Однако я думаю, что они появились здесь, используя меня как маяк, вероятно также, как я использовал их в качестве маяка чтобы находить в сновидении. Система, ты записываешь? Нам еще класс покачивать предстоит, любая мелочь важна, не зевай.

При этом я понимал, что русалки скорее всего тратят силу и энергию на этот контакт и вряд ли он, даже при всем моем большом желании, продлится долго. Со своей стороны я начал желать их, надеясь, что это хоть как-то им поможет, подпитает. Может это и было глупо, словно маленький мальчик пытается удержать падающий небоскреб, но пока он не упал никто не мог помешать мальчику почувствовать себя если не спасителем мира, то по крайней мере нужным кому-то.

Русалки наконец-то заговорили, но их голоса были едва слышны. Словно вырывались испод толщи воды, или из-за стены дождя, или из ревущей пламенем печки. Любое их слово сопровождал сильный шумовой фон на заднем плане. Как в плохой локализации фильма, когда звуки диалогов записаны на порядок тише звуков окружения. Хотелось сделать погромче чтоб расслышать, о чем идет речь, но фон тоже становился громче. При этом девушки вещали то хором, то по одной, и я не опознавал голосов, не мог понять, кто из них говорит в настоящий момент.

— Тебе удалось найти место урочное, кое перст перунов указал, здесь цветку папоротника распуститься суждено, расцвести и тут же завянуть, — это вроде Дубравка была. — Краток век его, но долго может длится радость или горе, что приносит он с собой. Всякому волшебный цветок по-своему раскрывается, всякий от него как свою долю получить может, так и недолю…

— Много до него охотчиков, многие сорвать его пытаются, да не у всех получается, — а это уже Лала. — Слушай же как жар-цвет цветет и как сорвать его можно да живым при этом остаться, дух не спались и всевышнему душу раньше срока не отдать …

— Цветет он тремя пламенями яркими, огнями первородными, сияющими истоками сил волшебных, — похоже теперь русалки говорили хором.

— Первое пламя обжигает тело, наносит раны плоти и крови, которые не исцелить даже живой водой! Не убьет тебя это пламя, поскольку суть его — сама жизнь, а вот тело твое заберет, попадешь в него и навеки останешься бестелесным скитальцем, бесом окаянным…

— Второе пламя обжигает дух, сжигает твои чувства, твои мечты, твои воспоминания, сжигает твою суть, но и оно не убьет тебя, попадешь в него и будешь век доживать блаженным каженником, коий ни себя не ведает, ни добра, ни зла не различает…

— Третье пламя обжигает саму душу, попасть в него значит опустеть до конца дней, нежитью бездушной стать, ни живой, ни мертвой, которая между мирами влачит свое существование, и не живя полноценно и не умирая окончательно…

— Когда погаснет третье пламя, то увядать начнет жар-цвет и воспылает четвертое пламя — черное пламя забвения, пламя вечной тьмы, пламя Нави. Если опалит оно тебя, то навеки вечные погрузишься в навье царство, в царство железное, предашься вечному забвению, так, что даже память о тебе сотрется из книги бытия, и сам белый свет о тебе позабудет…

— Сорвать жар-цвет можно лишь в тот краткий миг, когда погаснет третье пламя, но не вспыхнет еще пламя четвертое. Краток сей миг, скоротечен, легко проморгать его, легко проворонить, легко пропустить, да тяжело не упустить. И не ты один знаешь секрет этот, силы, что его стерегут, тоже тайну ведают. Мешать тебе будут всячески, препоны на пути возводить, козни строить…

— Четвертое пламя разомкнет границу Яви и Нави, распахнутся врата мира потустороннего и выйдут навьи на пиршество, и не будет от них пощады никому, ни живому, ни неживому…

— Когда сорвешь ты Цветок заветный, то беги без оглядки, беги со всех ног, беги… к нам… принесешь Жар-цвет до первой зори — получишь желаемое, обрящешь искомое…

Полог тишины был разорван очередным, особо громким раскатом грома, ставшим последним аккордом в нашем разговоре. Русалки пропали, словно и не было их, и мир вокруг начал гаснуть и затухать.

ТОМ II: 41. Купальская ночь

Проснулся я посреди полянки на болоте. От обычной лесной полянки ее отличали нетипичные растения, повышенная влажность, гнилостные запахи и небо, затянутое зеленой поволокой. Впрочем, чего-то такого следовало ожидать после столь необычного сновидения. Ситуация более,