Белнэп резко выпрямился и, не глядя, не говоря уж о том, чтобы прицелиться, выстрелил в сторону двери, направив пистолет вниз, словно пытаясь поразить кошку. И тотчас же снова нырнул за стальные шкафы, мысленно прокручивая увиденное. Он оказался прав: Лагнер находился именно там, где он и предполагал! Но попал ли он? Не было ни крика, ни вздоха.

После нескольких мгновений тишины послышался спокойный, ровный голос Лагнера:

– Игрок из тебя никудышный! Невозможно обыграть Банкомета.

Это был голос человека, полностью владеющего ситуацией. Однако почему Лагнер выдал себя? По своей натуре он изворотливый лжец. У Белнэпа в груди затрепетала смутная догадка. Голос Лагнера прозвучал слишком спокойно, слишком повелительно. Он ранен, возможно, смертельно. И его игра заключается лишь в том, чтобы выманить Белнэпа на открытое место. Послышался шаг, затем еще один. Шаги были медленные, тяжелые – шаги умирающего. Умирающего, который держит в руке пистолет.

Выдвинув из рулетки полоску стальной ленты, Белнэп надел на нее свою черную вязаную шапку и чуть приподнял ее над шкафом. Это был старый трюк – шапка или каска на палке, призванная вызвать на себя огонь снайпера.

Однако Лагнер был слишком умен, чтобы пойматься на эту уловку, – на что и рассчитывал Белнэп. Сейчас его противник целится из пистолета влево, ожидая, что он стремительно выскочит из-за укрытия. Вместо этого Белнэп подпрыгнул вверх, словно чертенок из табакерки, показавшись всего в футе от грубой приманки. Лагнер, как он и ожидал, целился влево и вниз. Нажимая на спусковой крючок «Гюрзы», Белнэп успел увидеть, как на злорадном, ухмыляющемся лице Лагнера мелькнуло другое выражение. Выражение, выдававшее чувство, которое торговец смертью часто внушал другим, но почти никогда не испытывал сам: ужас.

– Здесь я мечу банк, – сказал Белнэп.

– Будь ты проклят…

Первая пуля попала Лагнеру в горло, перебив гортань и оборвав его последние слова. Кусок свинца в стальной оболочке без труда прошел сквозь живую плоть и пробил обшитую сталью дверь за ним; ударная волна превратила ткани вокруг раны в кровавое месиво. На белой краске двери появилось ярко-алое пятно хлестнувшей артериальной крови. Вторая пуля, нацеленная чуть выше, поразила Лагнера в лицо, попав чуть ниже носа. Пробив в тканях и кости третью ноздрю, она невидимой гидравлической волной обрушилась в область носоглотки, сокрушая клетки продолговатого мозга и мозжечка. На профессиональном жаргоне это называется «гидростатическим шоком», и результат его воздействия на центральную нервную систему мгновенен и необратим.

Десять минут спустя Белнэп быстрым шагом удалялся от административного здания по пустынным ночным тротуарам эстонской столицы. Он приехал в Таллин для того, чтобы уменьшить неопределенность, раскрыть неизвестные величины. Вместо этого неопределенность только увеличилась, неизвестных величин стало больше.

Никос Ставрос. Какую роль играет он во всем этом?

Ричард Лагнер, он же Ланхэм. Неужели именно он и был таинственным Генезисом? Или всего лишь одной из его пешек? И что в действительности случилось в тот роковой день осенью 1987 года, когда Белнэп и Райнхарт впервые встретились в квартире Лагнера на Карл-Маркс-аллее?

С определенностью сказать можно только одно: все то, что произошло тогда в Восточном Берлине, на самом деле было не тем, чем казалось. Подстроил ли Лагнер этот трюк в одиночку?

Белнэп сглотнул подступивший к горлу клубок. Купился ли на обман Джаред Райнхарт, как тогда купился он сам? Или же Джаред – эта мысль обожгла Белнэпа едкой кислотой – сам принимал участие в этой мистификации? Его действия казались тогда простыми и беззаботными: он внезапно появился в решающий момент, но для чего? Для того, чтобы спасти жизнь Белнэпу? Или чтобы помочь Лагнеру бежать, разыграв спектакль, который обеспечил отказ от дальнейшей охоты?

Мостовая уходила из-под ног Белнэпа. Его захлестнула новая волна головокружения.

Его лучший друг. Его самый верный союзник.

Джаред Райнхарт.

Белнэп старался убедить себя, что это пронизывающий ледяной ветер виноват в том, что у него стали влажными глаза. Ему хотелось думать о чем угодно, кроме того, о чем он был вынужден думать.

Были ли другие случаи, когда Джаред Райнхарт его обманывал? Как часто Белнэпу приходилось сталкиваться с ложью и почему?

Или жертвами были они оба?

Джаред Райнхарт. Поллукс для своего Кастора. Незыблемая скала. Единственный человек на земле, на которого можно было положиться. Единственный человек, который никогда не подводил. Белнэп буквально видел его сейчас перед собой. Сдержанная теплота, острый ум, неотразимое сочетание хитрой отчужденности, решительной преданности, невозмутимого равновесия. Друг в беде и в радости. Товарищ по оружию. Ангел-хранитель.

На Белнэпа нахлынули стремительно сменяющие друг друга образы. Перестрелка в комнате на Карл-Маркс-аллее, столкновение в пригороде Кали – далеко не один раз своевременное вмешательство Джареда оказывалось решающим. «Рассуждай трезво», – одернул себя Белнэп.

Райнхарт герой, спаситель, друг.

Или лжец, махинатор, участник какого-то страшного заговора, выходящего за рамки воображения.

Так кто же он на самом деле? «Рассуждай трезво».

И тут Белнэп вспомнил нечто, в чем сам он не так давно пытался убедить Андреа Банкрофт. «Истина нередко не поддается рациональному объяснению».

Ему захотелось рухнуть на колени, исторгнуть содержимое своего желудка, захотелось зажать уши руками и заорать, обращаясь к небесам. Однако всей этой роскоши Белнэп был лишен. Вместо этого он вернулся в домик Геннадия Чакветадзе на берегу озера, заставил себя принять за правду то, что говорили ему органы чувств, попытаться найти ответы на стоящие перед ним вопросы. Ему казалось, он вынужден глотать битое стекло.

Кто же такой на самом деле Джаред Райнхарт?

Перелет из Таллина на Кипр, в международный аэропорт Ларнаки, прошел без происшествий; гроза разыгралась перед этим. Кальвин Гарт был не в восторге, когда Белнэп сообщил ему о том, что должен воспользоваться чартерным самолетом: потребовалось составлять полетные планы, решать вопросы горючего и обслуживания. Однако в конце концов он сдался. Очко в пользу школьной дружбы. Геннадий Чакветадзе, изрядно поворчав, согласился заняться бумагами. У него сохранились связи в Министерстве транспорта Эстонии; невозможное было сделано возможным.

Гораздо более черные грозовые тучи сопровождали разговор по телефону с Андреа Банкрофт.

– Я не хочу говорить об этом сейчас, – ответила она, когда Белнэп попросил рассказать о посещении архива в Розендейле. – Кое-что у меня есть, но я пока что не до конца с этим разобралась. – В ее голосе прозвучало что-то внушающее беспокойство, отголоски скрытой травмы.