сидит как в гробу. У него клаустрофобия». Я молчал, зная, что сейчас мне объяснят, как наш греческий гений решил проблему. И дождался: «У Алекса блестящая идея! Он придумал нечто потрясающее: звуковую ширму! Алекс окружит Ринго ультравысокочастотными лучами, и если их включить, то Ринго за ними ничего не услышит. Эти лучи образуют стену тишины». Признаюсь, я не нашелся что ответить».

Мардас приступил к работе над летающей тарелкой с двумя движками V12 (один сняли с «феррари» Джорджа, а второй — с «роллс-ройса» Джона). Битлы также профинансировали создание искусственного солнца, которое должно было освещать небо над бутиком «Эппл» на Бейкер-стрит, но в день открытия — 7 декабря 1967 года — оно так и не зажглось. Мардас, естественно, был не виноват, просто не хватало «энергии». Прочие изобретения, настаивал он, будут вот-вот завершены, но тут, как назло, в мастерской случился пожар, и с выпуском пришлось повременить.

Каким-то образом он убедил битлов, что спроектирует для них новую студию, лучшую в мире, оборудованную микшерными пультами — и не какими-то там четырехканальными, как в EMI, или восьмиканальными, как в Америке, а семидесятидвухканальными. Четыре месяца он имитировал бурную деятельность в цокольном этаже дома номер 3 на Сэвил-роу (в здании находился головной офис компании «Эппл») и постоянно требовал денег.

На смену осени пришла зима, и битлы закапризничали: мол, в павильонах звукозаписи Твикенхемской киностудии холодно и вечные сквозняки. Парни устали ждать и требовали скорейшего переезда в новую шедевральную студию.

Ближе к концу 1969-го Волшебный Алекс впустил битлов в их новую студию. Тут же выяснилось, что она совершенно непригодна к использованию, поскольку в ней не было ни пульта, ни элементарной звукоизоляции. Четко слышались любые разговоры за стеной и шаги наверху, а центральное отопление включалось с громким «вжух-х-х!». Джефф Эмерик остался разочарован: «Алекс в принципе не понимал, что творит. Вместо студии соорудил полнейшую дрянь». Джордж Мартин заметил, что в стене нет отверстия под кабели, которые идут от студии к будке. Пришлось открыть двери и протянуть кабели через коридор. Высокотехнологичный микшерный пульт представлял собой лист фанеры с шестнадцатью регуляторами громкости и осциллографом посередине. «Как на приборной панели бомбардировщика В-52, — жаловался инженер звукозаписи Дейв Харрис. — Парни все равно решили провести сессию: сделали первый дубль, проиграли запись и услышали только гул и шипение. Жуть. Битлы ушли, и на этом все». Джордж Мартин в отчаянии позвонил на Эбби-роуд: «Бога ради, дайте нам приличную аппаратуру!»

«Он драл с них тысячи, а вместо оборудования покупал всякую рухлядь», — сказал Джон Данбар, разочаровавшийся в своем недавнем протеже. Пошатнулась и вера Джорджа Харрисона: «Студия звукозаписи «Эппл», которую соорудил Алекс, — просто катастрофа. Он там расхаживал в белом халате, как какой-нибудь химик, а сам не понимал, что делает». Алан Парсонс[753], младший помощник инженера звукозаписи со студии EMI, привез аппаратуру с Эбби-роуд и пришел в ужас от творения Мардаса: «Видно было, что он орудовал молотком и стамеской, вместо того чтобы проектировать и конструировать». Однако битлы продолжили сессию, в результате породив то, что Джон, как ему было свойственно, без обиняков обозвал «говеннейшей записью унылой херни». В том же 1969-м делами битлов занялся Аллен Клейн; он свернул деятельность «Эппл электроникс» и прекратил финансирование Волшебного Алекса. В итоге самый передовой и высокотехнологичный микшерный пульт продали в комиссионный магазин электроники на Эджвер-роуд — за 5 фунтов, как лом.

Волшебный Алекс стал олицетворением доверчивой беспечности «Битлз» в последние годы их существования. Остаток жизни он провел в Греции, продавая бронированные машины и средства личной безопасности богачам с манией преследования. Также он неплохо нажился на продаже битловских вещей: в 2011 году ему заплатили 408000 долларов за изготовленную на заказ гитару «Вокс Кенсингтон» с табличкой:

ВОЛШЕБНОМУ АЛЕКСУ АЛЕКСИ, СПАСИБО ТЕБЕ

ЗА ТО ЧТО МНЕ ДРУГОМ[754] 2-5-1967 ДЖОН

В 2008 году газета «Нью-Йорк таймс» назвала Мардаса «шарлатаном», и он тут же пригрозил судебным иском. После двух лет затянувшихся переговоров он согласился отозвать обвинения — при условии, что газета разъяснит, что под «шарлатаном» не подразумевалось «мошенник».

После смерти Мардаса в 2017 году автор его некролога в «Таймс» прикинул, что в пересчете на сегодняшние деньги проекты Алекса Мардаса, совершенно нерентабельные, обошлись «Битлз» в 4 миллиона фунтов.

113

В школе «Куорри-Бэнкс» после уроков мальчишки ныкались в кустах, развлекаясь своеобразной групповой забавой. К тому времени им было лет по тринадцать-четырнадцать. «Мечты у нас были строго гетеросексуальные, — педантично отмечает Пит Шоттон. — «Так, пацаны, — начинал кто-нибудь, — кем сегодня займемся?»». Они по очереди называли имена звезд пинапа, «распаляясь все больше и больше, до экстаза».

Когда очередь доходила до Джона, он обращался к образу Брижит Бардо, для которой тогда придумали эпитет «секс-кошечка». Французская актриса прославилась в Великобритании после Каннского кинофестиваля, позируя в бикини для рекламы фильма «Акт любви» (1953), где у нее была эпизодическая роль. Расцвет ее карьеры пришелся на юношескую пору Джона: она снялась в фильме «Доктор на море» (1955) с Дирком Богардом и Джеймсом Робертсоном Джастисом[755], потом сыграла главную роль в музыкальной кинокомедии «Ох уж эта девчонка!» (1956), а позже — «одержимую демоном искусительницу» в «И Бог создал женщину» (1956)[756].

Однажды, сидя с приятелями в кустах, Джон вместо обычного «Брижит Бардо!» выкрикнул: «Уинстон Черчилль!» Парней как холодной водой окатило[757].

Примерно тогда же Джон начал собирать серию фотографий, публиковавшихся в журнале «Уик-энд». К каждому новому выпуску прилагался фрагмент будущего пинап-постера: Брижит Бардо в полный рост, в купальном костюме. Заполучив полный набор, Джон составил картинку и приклеил ее к потолку над кроватью.

Пол разделял страсть Джона к этой знойной французской актрисе. «Она была то что надо, она была первой, она стала одной из первых, кого мы видели обнаженной или полуобнаженной, — вспоминал он. — Просто красавица, а вдобавок француженка. Длинноволосая блондинка с пухлыми губами и классной фигурой… воплощение женской красоты. К тому же она считалась женщиной свободных нравов, ну, в наших мечтах мы ее такой и представляли».

В 1957-м, уже поступив в Ливерпульский художественный колледж, Джон по-прежнему грезил о Брижит Бардо. В колледже его приметила Синтия Пауэлл. Она случайно услышала, как он одобрительно отзывается о сокурснице, сравнивая ее с Бардо. Тогда, стремясь завоевать его сердце, Синтия перекрасилась в блондинку и обзавелась накладными ресницами, черными брюками в обтяжку и облегающими свитерами. Естественно, Джон ею заинтересовался, и вскоре они стали парой.

Перед первой поездкой