Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева подняла голову. Ее лицо было мокрым от слез.
Картер приложил руку к животу:
– Что-то внутри меня… вот здесь… говорило, что я должен ей помочь… пока тем семерым не до нее. Я не мог допустить, чтобы они расправились с ней тоже.
– Вы… вы…
Икота мешала Еве говорить.
– Я подбежал к ней. Схватил за руку и утащил оттуда. Она то и дело пыталась вырваться и убежать обратно. Маленькая была, а такая сильная.
Обхватив плечи, Ева слушала о том, как одиннадцатилетний Картер тащил ее упирающуюся девятилетнюю дочку по мокрому тротуару.
– Я не знаю, сколько мы с нею проторчали в пустой парадной. Потом с той стороны послышались выстрелы. Я мог лишь крепко держать Кэт, чтобы она не вырвалась. Я думал, что выполняю желание ее отца. То есть делаю что-то хорошее. – Он провел ладонью по взмокшим волосам. – За всю жизнь это был мой единственный добрый поступок.
Несколько секунд они с Евой смотрели друг на друга. Картер надеялся, что в Еве проснулось понимание. Они нашли точку соприкосновения. Жизнь каждого из них имела общий смысл. Поняв это, Картер вздохнул легче.
– Куда вы ее… затащили? – хрипло спросила Ева.
– Я же сказал: в парадную пустого дома. Не очень далеко от того места. Потом у Кэт кончились силы. Она больше не вырывалась, а только плакала. Плакала, пока не уснула.
– И тогда вы ушли?
– Нет. Я еще долго сидел с ней. Гладил по волосам. Разговаривал… пока не появились взрослые.
– Зачем же вы убежали?
Картер криво усмехнулся:
– Нас с Максом уже знали в полиции. И, как вы догадываетесь, не с лучшей стороны. Если бы полицейские обнаружили меня рядом с Кэт, мне пришлось бы им рассказывать не только о нападении тех скотов на вашего мужа. И потому…
– Вы предпочли бегство?
– Да.
– И куда же вы направились?
– Вернулся в дом друга. Макс успокаивал меня. Помогал оправиться после шока.
– Она знает? – спросила Ева, кивнув в сторону двери.
– Конечно. Мне пришлось ей рассказать.
– И как она это восприняла?
– По-своему, – улыбнулся Картер. – Но главное, что мы с ней вместе. И что мы оба здесь.
– Да, вы здесь… оба.
Картер выдохнул, устало проведя по лицу:
– Миссис Лейн, я не строю иллюзий. Знаю, что лучшими друзьями нам с вами не быть. И вы всегда будете считать, что я недостаточно хорош для вашей дочери. Я сам того же мнения. И рассказал я вам все это не для того, чтобы выглядеть лучше в ваших глазах. Я хотел, чтобы вы поняли: я никогда не делал и не сделаю Кэт больно. Она для меня – все. Я хочу исполнять любые ее желания и капризы. И еще я хочу, чтобы вы с Кэт помирились. Чтобы все у вас было как прежде… до меня. Мне противно сознавать, что это я вас рассорил.
По Еве чувствовалось, она хотела того же.
– Дело не только в вас. Мы все в какой-то мере виноваты.
– Я хочу, чтобы вы не сомневались: от меня Кэт будет видеть только любовь и заботу.
Впервые за весь их разговор Ева улыбнулась без ехидства и презрения.
– Знаете, нечто подобное я уже слышала. Давно. Примерно так же отец Кэт говорил с моим отцом. Мой отец не желал верить, что Дэнни – подходящая партия для меня. И Дэнни пришлось его убеждать.
– И как, убедил?
– Думаю, что да.
– А я убедил вас?
Ева встала и прошла к широкому эркерному окну. В ожидании ее ответа сердце Картера стучало, как двенадцатицилиндровый мотор.
– Упрямством моя дочь действительно пошла в меня, – начала Ева. – Она сама определяет, как и с кем ей жить. Я вижу, как сильно она вас любит. – Щеки Евы покраснели. – Мне бы не хотелось этого видеть, но я не могу отрицать то, что ясно как день. И тем не менее я по-прежнему считаю, что Кэтрин очень рискует, связывая свою жизнь с вами.
Картер хотел было возразить, но Ева жестом остановила его:
– Вы должны знать, Уэс: Кэтрин – мое главное сокровище. Смысл моей жизни. Если с ней что-то случится, я этого не переживу.
Картер очень хорошо ее понимал. Если не станет Кэт, не станет и его.
– Но я не могу отрицать и другое. Вы ведь спасли ей жизнь.
– Да, миссис Лейн.
– Вы сделали то, чего был не в силах сделать ее отец. Не окажись вас там, я бы потеряла их обоих.
– Да.
– И куда это нас приводит?
– Не знаю, – пожал плечами Картер. – Но начало положено. Согласны?
Лицо Евы снова стало непроницаемым.
Картер встал.
– Пойду взгляну, как там Кэт, – сказал он.
Он пошел к двери. Ева молча следила за ним, потом окликнула.
Картер остановился, на мгновение зажмурился и лишь тогда повернулся к Еве. От этой женщины можно было ожидать всего.
– Да, миссис Лейн.
– Спасибо, Уэс, – прошептала она. – От всего сердца я благодарю вас за то, что спасли Кэтрин жизнь.
Уэс тихо закрыл за собой дверь. Ева осталась стоять у окна, погруженная в свои мысли. А снег за окном все падал и падал, покрывая землю. Чистый, красивый, искрящийся.
Перед мысленным взором Евы всплыло лицо человека, который был для нее всем. Она искренне любила Харрисона, но какая-то часть ее сердца навсегда осталась принадлежащей Дэниелу Лейну.
Ева смахнула слезы. Из коридора донесся тихий смех, затем хлопнула дверь. Надо отдать Уэсу должное: вел он себя достойно. Ни разу не сорвался, ни разу не отступил от своей позиции. Ей понравилась его четкая, грамотная речь – несколько проскользнувших ругательств не в счет. Он безраздельно любил Кэтрин, и других женщин для него не существовало. Ева не солгала ему, сказав, что не в восторге от их любви. Их любовь и сейчас очень пугала ее.
Ее дочь была по уши влюблена в Уэса Картера. О такой любви мечтают миллионы, а находят единицы. Такую любовь невозможно погасить. Она не знает расстояний, она сильна и всепоглощающа. Все это Ева видела в глазах Кэт, когда дочь с обожанием смотрела на Картера… и на нее, уже без обожания, но с горячей решимостью защищать свое счастье. Когда-то, только познакомив Дэнни с родителями, Ева так же сверкала глазами на своего отца.
Ева всегда мечтала, чтобы Кэтрин познала настоящую, страстную любовь. Чтобы была захвачена любовью, чтобы черпала в любви силу, не боясь одновременно показывать свою слабость. Еве хотелось, чтобы у дочери голова кружилась от любви, чтобы любовь поднимала ее ввысь, заставляя забывать обо всем. И конечно же, чтобы избранник Кэтрин любил ее столь же сильно и страстно… Мечтания Евы осуществились. Кэтрин встретила такую любовь. Но Уэсли Картер был невероятно далек от идеала, нарисованного материнским воображением.