Дурная кровь: излюбленное выражение землевладельцев. Один или два бандита, снискавшие недобрую славу, обогащали родовой гарнитур известной патиной. Но приходилось соблюдать осторожность. Дурная кровь означала опасность, неопределенность, ненадежность, погубленные урожаи, больные деревья. Представители джентри, частично остававшиеся фермерами, твердо стояли на земле обеими ногами. В конце концов, разведение людей не так уж отличается от скотоводства. Дурную кровь необходимо извести. Ее следует избегать.

Но отец, к ее удивлению, лишь улыбнулся:

– Раз так, позволь мне дать тебе по этому поводу совет. – И, наградив ее взглядом, говорившим, что у него за плечами жизненный опыт юридической практики, продолжил: – Когда отец теряет состояние, сын может сделать одно из двух. Он может смириться с понижением своего статуса или вступить в борьбу и приобрести собственное.

– Разве не так должны поступать младшие сыновья?

– Да. – По лицу Уильяма пробежала тень, поскольку он подумал, что именно это не удалось его родному брату. – Но если отец еще и обесчестил семью, то ситуация даже острее. Сын такого человека сталкивается не только с нищетой, но и с позором, насмешками. За каждым его шагом следят. Некоторые прячутся. Живут в безвестности. Но самые отважные бросают миру вызов. Они держат голову высоко; их амбиции – не пламя надежды, а стальной клинок. Они ищут славы вдвойне: для себя и ради того, чтобы изгладить позор отцов. Память об этом не отпускает их, она сидит, как заноза, и подгоняет. – Он сделал паузу и улыбнулся. – Думаю, Джон Лайл как раз из таких. Он хороший, честный человек. Я уверен, что он добр. Но это сидит в нем. – Он посмотрел на дочь с любовью. – Когда у отца есть дочь-наследница, он, если умен, ищет такого мужа, который будет знать, как распорядиться состоянием, – человека с амбициями.

– А не другого ли наследника, отец? Амбициозного человека интересуют, конечно же, только деньги.

– Ты должна доверять моей оценке. – Он вздохнул. – Беда в том, что большинство наследников хороших имений либо слабохарактерны, либо ленивы, либо то и другое. – И тут он неожиданно рассмеялся.

– Над чем ты смеешься? – спросила она.

– Да просто подумал, Алисия, – иногда он называл ее так, – с твоим крутым характером я не стану навязывать тебя наследнику большого имения, который ни о чем подобном не подозревает. Ты растопчешь несчастного малого.

– Я? – искренне поразилась Алиса. – Я и не думала, что у меня крутой характер, отец, – ответила она, чем только вызвала у него еще более теплую улыбку.

– Я знаю, дитя мое, знаю. – Он постучал пальцем по ее руке. – Но Джона Лайла имей в виду. Я прошу лишь об этом. Ты увидишь, что он заслуживает уважения.

Когда два дня спустя по пути на луг Стивен Прайд остановился у коттеджа Габриэля Фурзи, он полагал, что оказывает тому услугу.

– Ты едешь? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил Габриэль, что было, по мнению Прайда, типично.

Если после ссоры из-за пони Прайды и Фурзи так и оставались в Оукли на протяжении трех веков, то это объяснялось серьезной причиной: столь славных мест для проживания нашлось бы немного. Если из поколения в поколение они ругались из-за каких-то других местных дел – а этого было не избежать, – то все эти распри были похоронены и забыты. Прайды в общем и целом продолжали считать Фурзи туповатыми, а Фурзи Прайдов – самодовольными, хотя после столетий смешанных браков было трудно судить о достоверности этих оценок. Впрочем, одно Стивен Прайд и кто угодно еще могли утверждать наверняка: Габриэль Фурзи был человеком упрямым.

– Как тебе будет угодно, – бросил Прайд и продолжил путь.

Причина его визита на луг заключалась в том, что там находилась юная Алиса Альбион.

Если в Нью-Форесте и было нечто, почти не изменившееся со времен Вильгельма Завоевателя, то это общие права лесного народа. При их мелких хозяйствах и преимущественно бедной почве это было естественно: общие права оставались единственным условием, при котором могла выживать местная экономика.

Основных прав было четыре, все поименованные: право пасти скот, право добывать торф на отопление жилищ, право на выпас свиней в сентябре, чтобы те питались зелеными желудями, и право пользоваться лесом для хозяйственных нужд – вырубку подлеска на дрова. Существовали и некоторые обычные права: собирать мергель для удобрения и утесник для подстилок в хлеву.

Система распределения этих старинных прав, как и древний общий закон, была зачастую сложной. Они могли относиться к отдельному хозяйству, но в основном они принадлежали землевладельцу, который и предъявлял их от своего имени и от имени своих арендаторов. Поместье, к которому относились хозяйства Стивена Прайда и Габриэля Фурзи, принадлежало Альбионам. И соответственно, Алисе, поскольку когда-нибудь ей достанется все, а потому тем утром отец отправил ее туда со своим управляющим для сбора кое-каких важных сведений.

Добравшись до места, Прайд застал ее сидящей в тени на краю луга. Для нее установили стол и скамью. Управляющий стоял рядом. На столе был расстелен большой лист пергамента. Алиса сидела очень прямо. На ней были зеленое платье для верховой езды и широкополая шляпа с пером. Как и у матери, светлые волосы Алисы имели рыжеватый оттенок, глаза были скорее серыми, чем голубыми. Прайд улыбнулся, находя ее довольно привлекательной. Эту дочку Альбиона он видел еще ребенком. Прайд был старше Алисы всего на семь лет. Он помнил, что, когда ей было двенадцать, она не сильно задавалась и устраивала с ним скачки на своем пони. Она была личностью, и в Нью-Форесте это любили.

– Стивен Прайд. – Ей не понадобилась подсказка управляющего, и она взглянула на него ясным взором. – Что мне для вас записать?

Насколько все знали, это был первый случай, когда записывался полный перечень всех общих прав. Они существовали всегда. Они хранились в людской памяти. Любая тяжба в лесном суде, как часто называли старый суд, который вершили ведавшие королевскими лесами чиновники, непременно разрешалась путем обращения к местному жюри, рекомендованному представителями от деревень. Зачем же записывать всю эту прорву местных сведений?

Перечисляя унифицированные права, дарованные его мелкому хозяйству, Стивен Прайд отлично знал причину. Жене он накануне сказал: «Это делается для нашего верховного повелителя, проклятущего короля». И, глядя сейчас в глаза юной Алисы Альбион, он столь же хорошо понимал, что она придерживается того же мнения, хотя никто из них не произнес этого вслух.

Если опираться на свидетельства истории, то кажется очевидным, что королевский дом Стюартов поставлял хороших монархов только в случаях, когда тех сперва должным образом укрощали.

Король Яков был из таких. Жалкое существование в Шотландии, где нож традиционно всегда был приставлен к горлу монарха, научили его хитрости. Что бы ни думал он о божественном праве королей, на деле он ни разу не надавил на парламент всерьез. К тому же он был весьма гибким. Его мечтой была роль посредника между двумя религиозными лагерями; он хотел сосватать своих детей и в протестантский, и в католический королевские дома, а также утвердить в Англии терпимость по отношению к обоим вероисповеданиям. Эти мечты большей частью не реализовались. Европа была еще не готова к толерантности. Но несмотря на все свои огрехи, он старался. Однако его сын Карл не прошел той же школы и проявил упрямство Стюартов в его наихудшем виде.