После недолгих, но бурных дебатов решаем следующее: текст поздравления «дорогим россиянам» зачитает диктор, причем закадровым голосом.

Слава Богу, сегодня связанная с отсутствием Ельцина напряженность пошла на спад. Во всяком случае, мой телефон молчит. И все потому, что кто-то (не знаю, кем именно и по каким каналам) передал в прессу якобы официальную информацию: Ельцин на даче работает с документами. Мол, накопилось очень много вопросов, требующих осмысления и неотложного решения. Илюшин, как и я, ничего не знает об ее происхождении, но предполагает, что это творение Коржакова или кого-то из его подчиненных.

Это был первый случай использования формулы прикрытия: «Работает с документами». После, она стала применяться с такой удручающей регулярностью, что вызывала в обществе лишь насмешки. Но тогда, в конце переполненного утратами и надеждами 1991 года, все было воспринято как должное. В большинстве своем граждане отнеслись с пониманием и даже с сочувствием к тому, что у президента Ельцина совершенно нет времени на праздники. Видимо, Горбачев оставил ему после себя такое «наследство», что приходится работать, не поднимая головы, денно и нощно. И никого не покоробило, что перед боем курантов прервался Новогодний огонек, и россиян поздравил не глава государства, а сатирик Михаил Задорнов. Все решили, что таков новый стиль. А что? Так даже веселее, и более соответствует праздничному восприятию новогодней ночи!

…Январь пролетел, будто бы его и не было. Вроде я чем-то занимался, помнится, даже уставал порой, а вспомнить нечего. Пустые хлопоты. Живу с ощущением, что с государевой службой пора завязывать. Иначе совсем закисну. То ли я для нее не подхожу, то ли она мне не подходит. В итоге мы лишь мучаем друг друга. На днях у меня зашел об этом разговор с Павлом Грачевым. Не знаю отчего, но у нас с генералом как-то без напряга и взаимной корысти сложились полуприятельские отношения.

– Нравишься ты мне, тезка! Даже не знаю почему, но нравишься!

– Тогда ты должен меня понять: в тягость мне эта служба! В последнее время вообще перестал понимать, что я тут, в Кремле, делаю. А шеф, знаешь, что он мне на днях сказал? «Идите и делайте, что вам царь велел»! Каково, а?! Я, что называется, охренел. Такого от него еще ни разу не слышал. И это, поверь мне, пока только цветочки.

– Да, брат, ты конечно, не чиновник.

– Уйду я отсюда, Паша. Даже заявление писать не стану. Заберу вещички и уйду.

Генерал-десантник не слишком церемонится в подборе выражений:

– Ну и мудак! На хрена тебе это надо?! Думаешь, ты кому-то этим что-то докажешь? Я тебе скажу, как оно с моей, с солдатской колокольни видится: если решил отступать, отступай, но так, чтоб после вернуться и победить!

– Не хочу ни возвращаться, ни побеждать.

– Вот тогда, блин, не будет конца твоим поражениям! Такая о тебе слава пойдет, что после сто раз пожалеешь. А чтоб статейки свои где-то печатать, об этом даже и не думай. Никто не захочет печатать Павла Вощанова!

– Да и бог с ними, со статейками.

– Знаешь, как тебе надо поступить? Зайди к шефу и скажи: «Отпустите меня, Борис Николаевич! Вы – такой выдающийся политик! Такую историю вершите! Я просто ох***ю от того, как вам это удается! Но, понимаете, чувствую, не дотягиваю я до ваших задач. Рядом с вами должен быть такой человек, чтоб хоть немного соответствовал вашему уровню».

Вначале показалось, генерал шутит. Теперь вижу, вполне серьезен. Но в своем отношении к его словам запутался. Отвергнуть с возмущением? Осмеять? Расспросить поподробнее, как это все должно выглядеть?

– Ты меня понял? Сделаешь так, как я говорю, он тебя обнимет и скажет: уходи, Паша, раз уж ты так решил!

– А он меня и без твоих слов держать не станет. Не задумываясь скажет: уходи! Еще и в спину подтолкнет. А, может, и куда пониже спины.

– Расстаться надо с миром. Ты тогда хоть работать сможешь спокойно. Ни одна сволочь в твою сторону не плюнет. А вдруг вернуться захочешь? Вдруг ему сильно понадобишься?

– О чем ты говоришь?! И не понадоблюсь, и не захочу. Забудет обо мне на второй день, – вспоминаю Гену Харина и вношу уточнение: – Ровно через три минуты забудет!

Может, все мои проблемы, что я слишком воспарил в своих замыслах? Сначала стал самым молодым в стране руководителем научного института. После, за считанные месяцы – одним из известнейших в стране политических обозревателей. Потом Ельцин. Какой бы он ни был, но работать рядом с главой государства – такое доводится немногом.

К счастью, есть кому осадить мою воспарившую гордыню. Один из таких – Василий Михайлович Песков, легенда отечественной журналистики, создавший в ней направление, совершенно неповторимое в своей притягательности. Еще до прихода в «Комсомолку» видел его по телевидению чуть ли не еженедельно, но никогда не думал, что доведется общаться, что называется, в живую. Хотелось бы, конечно, сказать о дружбе, но, увы, не имею на то права, поэтому скажу скромнее – знакомством с Песковым горжусь безмерно. Так вот, на днях старик сказал мне не без намека: те птицы, что взлетают, стремительно набирая высоту, как правило, неспособны на долгие перелеты.

Я быстро взлетел, а потому надолго меня не хватило.

…Все, решено – съезжу с Ельциным в Париж, и ухожу! Только не так, как советовал Грачев, а как сам задумал – не прощаясь и не подавая прошения об отставке. Ушел, и с концами. Но не сейчас, а когда вернусь из Парижа. Уходить накануне официального визита, к тому же не имея замены, – ставить коллег в очень тяжелое положение. Они справедливо расценят это как свинство, и будут правы. Так что надо ехать. Как-нибудь выдержу. Тем более визит недолгий, всего-то три дня. Только надо бы позвонить в Будапешт Ряшенцеву. Вдруг сможет прилететь. Давно не виделись, да и посоветоваться надо. Хотя, конечно, знаю, что он мне скажет: не дури! И по-своему будет прав: в нынешнем качестве я ему более полезен, нежели отставной козы барабанщик.

– Привет! Ты можешь прилететь в Париж? Надо поговорить.

– А когда вы там будете?

– С 5-го по 7-е февраля.

– Хорошо, прилечу утром 6-го.

– До встречи!

…Со времени нашей последней поездки во Францию прошло чуть больше года, а как все изменилось! Помнится, в тот раз и в Париже, и в Страсбурге Ельцина принимали как незваного и нежеланного гостя: «Ну, раз уж приехал, поглядим, что это за фрукт!». Сейчас все по-другому. Всюду реют российские триколоры. У трапа поджидает президент Миттеран с супругой. Торжественность момента подчеркивают кивера и сабли почетного караула. А еще военный оркестр, старательно исполнивший российский гимн на музыку Глинки, не особо пригодную для духовых инструментов. И уж о чем год назад я и подумать не мог – в павильоне почетных гостей выстроились в ряд члены французского правительства, нетерпеливо ожидающие представления российскому президенту.

И, конечно же, совсем не тот Борис Николаевич. Совсем не тот! Не смурной, как тогда, а радостный и горделивый. В какие-то моменты даже, кажется, чуточку высокомерный.