* * *

Так получилось, что самонадеянный Ротко, уйдя от Дира и сопровождаемый приставучей Минервой, неожиданно быстро нашел себе жилье в наем. Вдова какого-то воина (она не сказала, что за воин, и что за война, вполне мог быть прижившийся, а теперь ушедший с остальными, наемник) согласилась сдать ему половину дома. Она потребовала задаток, а у Ротко не было никаких денег, и он собрался было объяснять ей, что он зодчий и очень скоро, настроив в Новгороде палаццо в римском стиле, станет богат, как конунг Соломон, и уж тогда-то он ей заплатит, да еще и переплатит, но Минерва, порывшись в суме, которую она практично прихватила с собой из рыбацкого домика, чтобы было, куда положить выданные Хелье восемь гривен, протянула вдове золотую монету, и вдова осталась довольна и даже приготовила скромный ужин. Минерва пыталась заигрывать и флиртовать с Ротко, который гнал ее спать на второе ложе, а затем, расположившись в соблазнительной, как ей казалось, позе на его постели, поводя тощей детской ногой, быстро уснула. Второе ложе было меньше размером и менее удобно, поэтому, подождав, пока сон Минервы углубится, Ротко поднял ее, сопящую и ютящуюся, и перенес, и укрыл покрывалом, а сам устроился на своем ложе и тут же уснул.

А наутро, проспав безмятежно историческую ночь, Ротко поднялся раньше Минервы, вышел в общее помещение и попросил вдову приготовить ему завтрак. Съев какое-то не очень вкусное месиво и запив чем-то горячим, возможно сбитнем, Ротко вернулся в спальню, лег, и снова уснул. Проснулся он от того, что Минерва лежала рядом с ним и пыталась его соблазнять, неумело гладя.

— Слушай, Минерва, — сказал Ротко веско. — Либо ты прекращаешь меня лапать, либо иди отсюда. Надоело.

Она обиделась, ушла на свое ложе, и села там, нахохлившись, обхватив руками колени. Ротко еще повалялся в постели, затем встал, оделся, и произнес деловым тоном:

— Ну, что ж, пора идти в детинец, вдруг князь вернулся.

Почему в детинец пора было идти именно сейчас, он не смог бы объяснить.

— Я пойду с тобой, — всполошилась Минерва и начала спешно одеваться.

Ротко сжалился над ней и согласился.

Солнце мягко светило и грело, народ на улицах выглядел взбудоражено, и Ротко все это очень нравилось. По дороге им встретилась Краенная Церковь, и Ротко подробно объяснил Минерве, какой дурак зодчий, который ее строил, как нужно на самом деле рассчитывать верх колокольни, под каким углом вешать крышу, из какого именно дерева ставить стены, как рассчитывать несущие конструкции, какой формы окна, и так далее, и предположил, что фундамент церкви, если таковой вообще имеется в наличии, сделан так бездарно, что очень скоро все сооружение скособочится и завалится на сторону. А пристройка — вообще хижина какая-то.

У ворот детинца Ротко обратился к страже.

— Я к князю.

— Князь никого не принимает, он устал и хочет отдохнуть.

Заученный наизусть текст этот озадачил Ротко.

— Князь, стало быть, вернулся?

— Вернулся.

— Ну так мне нужно его видеть.

— Он устал и хочет отдохнуть.

— Он назначил мне встречу.

— Приди позже.

— Когда?

— Через месяц.

— А ну, добрый человек, — сказал Ротко, начиная раздражаться, — пойди-ка к князю и доложи, что прибыл зодчий Ротко в недоумении и расстройстве по его, князя, приказу. А ежели не пойдешь, то ведь погонят тебя, как только князь узнает.

Стражник некоторое время сомневался, но все-таки пошел куда-то, не открывая ворот. Минерва хотела было сказать Ротко, что надо дать дураку стражнику монету, но не сказала. Монеты нужно беречь.

Князь лежал на ложе в спальне, мучаясь болью в раненом колене, скрипя зубами и огрызаясь.

— Никого не желаю видеть! — закричал он на стражника, которого Жискар пропустил к князю, сам опасаясь докладывать, дабы не быть обруганным. — Неужто так трудно понять! Не расположен! Будь он хоть посол Хайнриха, хоть конунг датский, хоть Папа Римский!

— Нет, — возразил стражник, пугаясь, — он Ротко.

— Какой Ротко?

— Зодчий.

— А.

Князь рыкнул от боли, приподнялся на ложе, посмотрел на стражника злыми глазами, и вдруг сказал:

— Зови его сюда.

Подождать в гриднице Минерва отказалась. Ей хотелось посмотреть на князя.

— Здравствуй, — рявкнул Ярослав с ложа. — Что ты мне приволок?

— Вот планы. — Ротко присел на ложе, не стесняясь. — Вот церква. Вот наброски моста, не такого, как там сейчас строят, а хорошего. Вот жилой дом для знатного человека. Таких нужно настроить целую улицу, и будет очень красиво.

Князь, постанывая, разглядывал наброски и пытался вникнуть в расчеты, в которых ничего не понимал.

— А это что?

— Это купол.

— Какой же это купол?

— Купол.

— Странный какой.

— Ничего не странный, — отрезал Ротко. — А только сегодняшние купола похожи на шлемы.

— Правильно. А это плохо?

— Не плохо, а глупо. А вот так будет гораздо лучше.

— Чем же лучше? Этот купол твой похож на луковицу.

— Вовсе он не похож на луковицу.

— Но, в общем, нравится мне, нравится, — устало согласился князь. — Вот с этого, пожалуй, начни. — Он указал на жилой дом. — Посмотрим, что у тебя получится. Нанимай людей, руководи постройкой. Напиши… нет, я тебе сам напишу… указ, и подпишу.

— А мост?

— А мост оставь в покое! — строго сказал раненый князь. Глянув на Минерву, он спросил, — А кто это с тобою? Что за девчушка такая?

— Она моя ученица.

Князь подозрительно посмотрел сперва на Ротко, потом на ученицу.

— А подойди сюда, ученица.

Минерва приблизилась к княжескому ложу, которое ее слегка разочаровало — она представляла себе какое-то сказочное сооружение, а тут — ложе как ложе. Княжеский терем ее не очень впечатлил, не выглядел достаточно богатым — дом Бескана, в котором ей довелось побывать два раза, оба раза ночью, был несоизмеримо богаче. И сам князь какой-то маленький. Но лицо приятное.

— Как звать тебя, ученица?

— Минерва.

Ярослав засмеялся.

— А что смешного? — возмутилась она. — Так меня родители назвали мои. Впрочем, может и не родители. Может, им кто-то подсказал, а им понравилось. Все равно. Это мое имя. Мне нравится.

— Бжеваку любишь? — спросил князь, прищурясь.

— Люблю.

— Эй, кто там!

Жискар кивнул ждущему в гриднице холопу. Холоп вошел в спальню.

— Принеси бжеваку, друг мой, — велел ему Ярослав. — Поживей.