— Владыка мира! Нет разве «русских» девушек, чтобы ему ухаживать за Шифрой?

— Вот и я спрашиваю это. Во всяком случае, надо что-то делать.

— Что я могу сделать? Файш лежит больной, а я… я всего лишь женщина.

— Ты мать, и, если ты хочешь добра своей дочери, ты должна делать что-то.

— Что я сделаю?

Говорит соседка:

— Многое можно сделать, а я скажу только кое-что. Трава есть такая в Иерусалиме. Если кладут ее в стакан чая, человек забывает о своей любви. Рассказывают про одного еврея из Стамбула, дочери которого сосватали юношу из Бухары. Однажды пришел этот парень к своей тетке и спросил ее: «Что это за девушка?» Сказала она ему: «Дочь хахама[97]Нисима». Сказал он: «Нравится она мне». Пришла тетя в дом хахама Нисима. Сказал он ей: «Садись!» Она села. Долго говорила она, потом сказала: «Есть у меня молодой человек, и он хочет твою дочь. И он — хорошая партия». Сказал ей хахам Нисим: «Если от Бога это, будет хорошо, только нужно спросить девушку». Спросил хахам Нисим девушку: «Молодой человек тот-то и тот-то, хочешь ты его?» Она сказала: «Да». Пришли к нему еще раз дядя и тетка молодого человека, и они условились о дне помолвки. И приготовил дядя всякого на пять бишликов. Когда об этом узнали соседи, стали завидовать. Была там одна женщина родом из Магриба, чья родственница хотела выйти замуж за того самого молодого человека. В день помолвки утром пригласила она этого юношу к себе домой и предложила ему стакан чаю. Выпил он чай, и вернулся домой, и сказал: «Не хочу я дочку хахама Нисима!» Расстроился дядя, потому что уже пригласил гостей и потому что это позор для девушки. Была там другая соседка, добрая. Спросила она жениха: «Где ты был сегодня?» Сказал он ей: «У такой-то я был». Поняла она, что та заколдовала его. И тогда пригласила она его к себе домой, и приготовила чай, и дала ему выпить. Знала она, что положить ему в чай. Как только он выпил, стало его тошнить. Вышел он за перегородку, и его сильно вырвало. Колдовство — вышло. Когда он вернулся домой, вымыл он лицо и спросил своего дядю: «Где дочка хахама Нисима, почему она не пришла?» Пошел посланец к хахаму Нисиму и сообщил ему. Сказала дочь: «Теперь, когда он хочет меня, я не хочу его». Объяснили ей, как все было, и она согласилась выйти за него замуж.

Спросила Ривка Шифру: «Что с тобой, Шифра?» Как только спросила — ужаснулась, а вдруг ответит ей Шифра и откроет, что у нее на сердце. Послышался вдруг какой-то звук, и показалось ей, что это голос Файша. Кинулась Ривка, и простерла руки, и заслонила от него Шифру.

3

Сказала Ривка дочери: «Шифра, расскажи мне всё, может быть, смогу я сделать для тебя что-нибудь!» Положила Шифра голову на грудь матери и заплакала. Погладила Ривка ее по щекам и не знала, что делать дальше. Вгляделась в ее красивые, полные нежности, черты; это — та грустная прелесть, которая навлекла беду: влюбился юноша в нее. Ривка не удостоилась такой красоты, но, несмотря на это, женился на ней Файш. Вряд ли он посмотрел на нее, вряд ли — до женитьбы на ней, и вряд ли — после женитьбы. И если бы она не знала своего мужа, не знала, что вся его жизнь отдана высшей цели, она говорила бы, что поэтому он никогда не выказывал ей знаков внимания.

Лежит головка Шифры на материнской груди. Гладит Ривка свою дочку по щекам и думает о том, сколько лет она прожила с Файшем, пока удостоились они этой дочери. Рабби Файш был за пределами Эрец резником, и мясники ссорились с ним постоянно и говорили, что он несправедливо бракует их животных. И эти свары лишали его сил. В конце концов спрятал он свой нож, и они прибыли в Эрец Исраэль, чтобы избавиться от этих грешников и чтобы удостоиться сыновей. Не сыновей они удостоились, а только единственной этой дочери. И в момент ее рождения испугалась Ривка, что Файш разозлится на нее: она родила дочку, а не сына. Но Файш не рассердился, а наоборот — благословил ее с огромной радостью. Теперь на девочку эту свалилась беда, и мать не в силах спасти ее.

1

Ицхак не пошел к Абу Хасану, потому что спешил вернуться в Иерусалим, и не вернулся в Иерусалим, потому что нашел тут даровую квартиру. Сладкая Нога уехал с соседом-геодезистом, или с Гольдманом-инженером, или — ни с тем и ни с этим, а просто сбежал от своей разведенки и от обойщика мебели, который хочет на ней жениться. Передал он Ицхаку свой барак, чтобы тот жил в нем. Радуется Ицхак, что может пожить в Яффе, потому что тут приятно жить, тем более — попалась ему квартира даром.

Песчаные дюны тянутся от барака до Средиземного моря. И безбрежное небо простирается над дюнами и над бараком. И цветок выглядывает из песка. И временами спускается птица с поднебесья и садится на цветок. Птица эта — не из тех птиц, которых видел Ицхак на корабле в море. Но нечто похожее на то изумление, с которым он глядел на птиц, когда плыл на корабле в море, ощущает он при виде этой птицы.

Стоит Ицхак у входа в барак и подражает голосом голосу птички. А маленький певец не обращает внимания на него, ведь не к такому созданию он обращается, а к подруге, которую страстно желает. Тут прилетает вторая птица, и вот они расправляют крылья и летят над синими волнами между небом и землей, то одна рядом с другой, то одна перед другой, и снова возвращаются туда, откуда прилетели. И в мире — огромная радость, потому что два создания, которые страстно стремились друг к другу, встретились, и ты тоже стоишь и радуешься. Безмятежность и тишина на всем вокруг него, и покой и мир в его сердце.

И поскольку здесь тишина и нет здесь людей, приходит иногда сюда человек побыть наедине с самим собой. Однажды забрел сюда Арзаф из Иерусалима. Не за птицей песков прибыл Арзаф к песчаным дюнам, а просто: пару чучел послал Арзаф за границу и застрял тут из-за таможенных чиновников, которые затруднялись определить, какой налог надо брать за них. Если брать как с одушевленных предметов, так они — неживые, а если как с неодушевленных предметов, так ведь на них шкура и есть у них кости. Арзаф замучился совсем и отправился развеяться на берег моря. Увидел его Ицхак и вышел ему навстречу. Арзаф не узнал Ицхака, но Ицхак узнал Арзафа, к которому как-то раз в субботу заходил в Эйн-Рогель вместе со своими друзьями. Привел его Ицхак к себе в барак, и залил чайник водой, и приготовил чай. И как принято среди наших товарищей, которым до всего есть дело и все близко их сердцу, беседовал с ним о птицах на небе и о зверях на земле. И Арзаф кивал ему головой на каждое его слово и скользил по нему взглядом по привычке: будь то человек, или животное, или чучело.

2

Каждый, кто вселяется в квартиру без соседей, чувствует, будто сняли с него все оковы. Как большинство выходцев из бедных семей, которых спустил Всевышний в тесный мир, видел себя Ицхак с самого своего рождения стиснутым со всех сторон, так что не дано ему было ничего, кроме места для своего тела. С тех пор как он совершил алию в Эрец Исраэль и снял себе отдельную комнату, не расширились его владения, ведь комната его зажата меж другими комнатами, среди множества соседей. Но со дня, как он поселился в бараке Сладкой Ноги, стоявшем в одиночестве среди песчаных дюн, разорвались границы для Ицхака и растянулись его владения, ведь всюду, куда бы он ни направлялся, он видел только себя одного. Возвращается он к себе ночью домой — не нужно ему осторожно ступать из-за соседей, встает с кровати утром — может петь во весь голос, потому что нет здесь никого, кроме беспечного ветра, разгуливающего в песках, и шума морских волн.