Но на взгляды Василия Боровского и его близких наложилось еще одно немаловажное обстоятельство. За границей князь подцепил какую-то ересь. Впоследствии св. Иосиф Волоцкий называл его как одного из предшественников жидовствующих. В частности, он невзлюбил монастыри и монахов, начал притеснять их. В 1444 г. преподобный Пафнутий Боровский даже вынужден был уйти из обители. Основал новый монастырь в Суходоле, за пределами владений Василия. Но князь разгневался и послал слуг, чтобы сожгли этот монастырь.

На его землях располагался и Троице-Сергиев монастырь. С настоятелем, преподобным Мартинианом Белозерским, тоже пошли трения. Св. Мартиниан был человеком кротким, всячески избегал ссор. В 1454 г. он отпросился у великого князя и митрополита, удалился обратно в Ферапонтов монастырь, там было привычнее и спокойнее. На его место был поставлен Вассиан Рыло. Василий Ярославич пытался прижать и его, «не почиташа игумена и старцев». Но Вассиан был слеплен из другого теста. Он не сглаживал, а раздул скандал. Представил жалобы митрополиту и государю, просил заступиться. Летом 1456 г. боровского князя вызвали в Москву для объяснений и суда с монахами.

Но при разбирательстве посыпались иные прегрешения – переписка с изменниками, еретические взгляды. Факты открылись настолько вопиющие, что Темный тут же заключил шурина под стражу, а «монастырь взял в свое государство». Подобный поворот оказался неожиданным для всех. Государь намеревался только допросить и вразумить князя, пригласил его одного. Сын и вторая жена Василия Ярославича оставались в Боровске. Об аресте главы семьи они узнали раньше, чем к ним пожаловали люди великого князя. Времени терять не стали и умчались в Литву. Василия Боровского сослали в Углич. Содержали его неплохо, он прожил еще 27 лет. Но Боровско-Серпуховский удел упразднили, отписали на государя.

Нет, Василий Темный еще не ставил себе целью уничтожить удельную систему. В XV в. такого не было ни в одной стране. Византийский император носил титул «автократора», самодержца, но его самодержавие испарилось лет триста назад. В Османской империи могущественные беки и христианские князья обладали значительной самостоятельностью. Про осколки Золотой Орды и говорить не приходилось – ханам воздавался чрезвычайный почет, их выслушивали на коленях, но действиями ханов руководили мурзы и эмиры. А уж Европа лежала в мешанине графств, герцогств, маркизатов, вольных городов.

Василий II лишал уделов только тех князей, кто представлял угрозу для государства. Родной брат Ивана Можайского, Михаил Верейский, никогда не примыкал к крамольникам, и великий князь не трогал его. Он не покушался и на самоуправление республик – Новгорода, Пскова, Вятки. Он добивался лишь соблюдения договоров и порядка. Чтобы новгородцы не уползли из-под его власти к Литве, вятчане не разбойничали. Подавлял отдельных противников, но получалось так, что эти меры выводили страну на новый путь – самодержавия. Выводили не сразу, шаг за шагом. А попутно открывалось, что государству и населению централизация идет во благо…

Русь набирала силу и вступала в новую полосу расцвета. Это были две стороны одного процесса. Как же без силы-то? Не вторгались ордынцы, казанцы, литовцы, прекратились смуты – и оставались целыми сотни деревень, тысячи семей. В каждой семье рождались дети, по шесть, десять, двенадцать. Росли, заводили собственные семьи, строили новые деревни. Подати наполняли казну. Государь получал возможность содержать и снаряжать рати, чтобы оборонять тех же подданных.

После долгого перерыва в Москве возобновилось каменное строительство. Святитель Иона заложил новые митрополичьи палаты и храм Положения ризы Божьей Матери – в праздник Ризоположения столица избавилась от осады Мазовши. Богатый купец Ховрин взялся строить храм Воздвижения Креста Господня – в праздник Воздвижения государь был освобожден из заключения в Угличе. На подворье Троице-Сергиева монастыря поднялась церковь Богоявления. Строили и каменный храм св. Афанасия с приделом св. Пантелеймона-целителя. Св. Афанасий был известен как непримиримый борец с еретиками. Старую, деревянную церковь в его честь построил Дмитрий Донской в период борьбы со стригольниками. Но и Темному приходилось отстаивать Православие от ересей – латинян, униатов, от сектантов, соблазнивших Василия Боровского.

Монахи продолжали осваивать северные края. Вологда и Белозерье превращались в обжитые районы, в поисках пустыни подвижники забирались все дальше. Появились монастыри и скиты на Двине, Печоре. Преподобные Савватий и Герман вышли на лодке в Белое море, высадились на Соловецких островах. Св. Савватию было извещено о его кончине, он уехал причаститься и преставился, а Герман отправился на Онегу, через несколько лет рассказал об островах св. Зосиме. Когда они прибыли на Соловки, Зосиме было видение – яркий свет и храм, паривший в воздухе. Монахи обосновались здесь насовсем. Св. Зосиме довелось зазимовать на острове одному, он выжил чудом: приходили двое неизвестных и приносили ему хлеб. Потом съездил в Новгород, выпросил у боярского правительства грамоту на строительство монастыря.

Но успехи Руси вызывали зависть соседей. Пермяки-зыряне уже несколько десятилетий считали себя «русскими», ходили в православные храмы, священники обучали детей грамоте. Однако на зырян начали набеги языческие пермские племена и вогуличи, горели селения и церкви. Вместе со многими прихожанами попал в плен епископ Пермский Питирим. У Шемяки в застенке уцелел, а от вогуличей принял мученический венец.

Ну а поход Василия Темного на Новгород и передача под его опеку Рязани крепко встряхнули короля Казимира. Москва обставляла его, закрепляла за собой сопредельные области! Демонстрацию со Смоленской иконой король оценил в полной мере. Но выводы сделал свои. Разворачивать борьбу с русскими требовалось в первую очередь на духовном фронте. А средства Казимир и его советники нашли быстро. Ведь положение Московской митрополии оставалось неопределенным, Константинопольская патриархия не признавала ее. Но в Риме весьма кстати появился второй «патриарх Константинопольский». Этот титул получил не кто иной как Исидор – он и на Руси митрополитом побывал, и Византию защищал, вот папа и произвел его в патриархи.

Литовцы обратились к нему, и Исидор охотно выделил своего ученика Григория Болгарина. Он тоже неплохо знал русских, вместе с Исидором успел посидеть в московской и тверской тюрьмах. С подачи «патриарха» папа Пий II рукоположил его в митрополиты Киевские и всея Руси. В 1458 г. униат прибыл в Литву. Король распорядился встретить его с максимальной помпой, православным епископам перейти под его начало. А в адрес святителя Ионы Пий II прислал грубейшую буллу, обзывал его «злочестивым сыном, отступником», ну и, конечно, самозванцем. Русская Церковь и великий князь в долгу не остались. Созвали Освященный собор и предали Григория Болгарина анафеме.

Но сразу же обнаружилось – Казимир затеял игру не напрасно. Новгородский архиепископ Евфимий и тверской епископ Моисей под разными предлогами уклонились от участия в соборе. Оставили за собой возможность сменить ориентацию. За Моисеем стоял Борис Тверской, под его покровительством епископ чувствовал себя в полной безопасности. А Евфимий вместе с Борецкими возглавлял пролитовскую партию. Создание новой митрополии они восприняли вполне определенно: Казимир их не бросит! Яжелбицкий договор с великим князем сразу нарушили. Евфимий начал переписываться с Григорием Болгарином, а посадник Иван Щока поехал в Литву, и король прислал в Новгород своего князя Юрия Семеновича. Вечевики на радостях отдали ему под управление Ладогу, Копорье, Ям, Орешек, Старую Руссу.