свет. Так что никакой любви, только сухой расчет. Хотя, должен отметить, ухаживает господин Вяземский красиво. Беда в том, что я обратил на себя внимание его невесты. Скандал имел место, но ничего порочащего достоинство девушки я не сделал. И все же наш Вяземский всерьез напрягся. Да, Олег? Напрягся до такой степени, что решил всеми способами испортить мне жизнь. А тут вы — король маленького изварского королевства. Разумеется, он попытался натравить вас на меня. И что он вам наговорил про меня и вашу незабвенную?

Перекошенная рожа Вяземского стоила всех потраченных слов и неудобств. Олег тихо бесился, сжимая край стола пальцами так крепко, что кожа на его тонких перчатках едва не треснула.

Получай, щеголь хренов. Не один ты умеешь переворачивать факты себе на пользу.

Глыба наблюдал за нашим перекрестным допросом с нескрываемым удовольствием. Люся хотела было что-то сказать, но он жестом велел ей помолчать.

— Мне было передано, что вы имеете виды на мою даму.

Я не выдержал и расхохотался.

— Интересно, когда я успел их заиметь? Пока не давал ей убиться, упав с лошади, или пока валялся в отключке?

Люся укоризненно уставилась на Вяземского.

— Что с вами не так, а? — шепнула она. — Зачем наговаривать на незнакомых людей?

— Все с ним так, просто он обижен и желает мести, — ответил за Олега сам Глыба. — Что ж, теперь картина складывается куда яснее. Я верю вам, Владимир Андреевич. Разумеется, я знал, как все было на самом деле. Однако не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на этот спектакль. Подумал, вам тоже будет полезно посмотреть на своих друзей и врагов.

— Интересные у вас развлечения, — отозвался я.

— Я хотел узнать, как такие, как вы, ведут себя в стрессовой ситуации. Потому что люди являют истинное лицо именно тогда, когда их выбивают из колеи. Что ж, вы, господин Оболенский, меня в некоторой степени удивили, но это было занимательно. Но ваш спутник кается мне еще более любопытным персонажем.

— Оболенский лжет, — прошипел Олег.

— В чем же я неправ? — улыбнулся я. — В том, что Орловой ты сам по себе не нужен, да и она тебе интересна как мешок с деньгами? В том, что ты настолько боишься лишиться этой возможности разбогатеть, что готов на любое безрассудство? Если тебе лень шевелить головой и пытаться самому завоевать положение в обществе, то это не мои проблемы.

— Это говорит человек, который сам только и занимается тем, что тратит отцовские деньги…

Э, дорогой, ты еще не знаешь, чем мне вскоре придется за все это заплатить. У меня даже имени не останется. Только Тьма и ее дар.

— Довольно, господа, — прервал спор Глыба. — Люся, будь любезна, принеси нашим гостям горячего чаю.

Девушка послушно вылезла из-за стола, а Каменев едва заметным жестом велел остальным отсесть подальше. Он подался вперед, и Вяземскому пришлось потянуться вслед за ним.

— Что ж, господа, я услышал достаточно для того, чтобы составить мнение. Как вы уже, должно быть, слышали, отец у меня из ваших. И мне передался кое-какой дар. Например, я умею отличать правду ото лжи, — улыбнулся он и взглянул сперва на меня, затем на Вяземского. — Вы, Владимир, действительно многого не знаете о том, о чем говорите. Но в том, что говорите, вы верите. А вот вы, Олег, были честны не во всем.

Вяземский нахмурился.

— Прошу прощения?

— Ваши мотивы действительно не так чисты, как вы изначально их мне представили.

— Возмутительно! — еще сильнее занервничал Олег. — Вы думаете, я поверю в то, что вы — ходячий детектор лжи?

Глыба недобро улыбнулся.

— Понимаете, мне совершенно неважно, верите ли вы мне. Гораздо важнее то, что я сам сделал для себя выводы. А в Петербурге есть люди, которые знают о моем даре. Взять хотя бы моего отца… И дело не в том, что вы солгали мне, господин Вяземский. А в том, что пытались без моего ведома решать свои проблемы моими руками. Этим своим наветом вы оскорбили не только господина Оболенского, но также и меня и мою даму.

Перед нами возникли стаканы с дымящимся чаем. Глыба похлопал по скамье рядом с собой, приглашая Люсю присоединиться.

— Я не терплю подобного отношения, господа, — все еще спокойно говорил Каменев, но воздух начал тяжелеть и сгущаться, как перед грозой. — Честно признаюсь, вашу аристократическую братию я не люблю. Насмотрелся на то, что вы творите, с другой стороны, которую афишировать не принято. И я не боюсь аристократов — потому что мне есть чем ответить, и мой дар оказывается весьма полезным. Полагаю, лишь по этой причине мой отец-князь до сих пор от меня не избавился. Поэтому да, я могу позволять себе некоторые вольности в обращении с подобными вам. Кроме того, я здесь давно, и, как верно выразился господин Оболенский, я здесь король маленького королевства. Здесь вам не помогут ваши статусы, титулы и все то, за что там, в Петрополе, вам кланялись в ножки.

— И к чему вы клоните? — спросил я.

— К тому, что сильнее аристократов я не люблю только слишком много возомнивших о себе молодых выскочек, которые считают всех остальных идиотами, — он уставился на Олега. — Вам, господин Вяземский, придется как-то ответить за нанесенное нам оскорбление. Особенно я жажду сатисфакции в отношении своей дамы. Никому не позволено наговаривать на нее.

— Полагаю, я все неправильно понял, — тут же принялся изворачиваться Вяземский. — Сами понимаете, у меня уже был скверный опыт, и я предположил, что здесь он поведет себя так же…

— Господи…

Я не выдержал и закатил глаза. Так дешево? Серьезно? Даже признать свою вину нормально не можешь, да, Олеженька?

— Раз вы оскорбили мою даму, то ей и выбирать для вас наказание, — игнорируя оправдания Вяземского, Глыба взял Люсю за руку. — Дражайшая, как этот юноша заплатит за грязные наветы? Что тебя удовлетворит?

Девушка вздрогнула, когда он к ней прикоснулся. Что-то мне подсказывало, что Люся-то в этих отношениях была не совсем по своей воле. Была в ней какая-то забитость, затравленность. Которую она пыталась скрыть за вызывающим макияжем и образом подружки гангстера.

И ответственность, которую Глыба только что на нее возложил, Люсю явно не воодушевила. Казалось, ей хотелось оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не видеть ничего этого, не слышать. Просто спрятаться. Но она должна была играть по одним им с Глыбой известным правилам.

Девушка стерла озадаченность с лица и медленно, с напускной ленцой, окинула взглядом напрягшегося Вяземского.

— Перчатки, — сказала