– Итак… – Сэм, улыбаясь, оперся на угол письменного стола. – Почему ты решил, что я позволил тебе вернуться?

– Я подумал… – Люк сделал глоток коньяка, как будто хотел придать себе побольше смелости, – что уже прошло достаточно много времени.

– О, нет, – наслаждаясь своей властью над Люком, он покачал головой. – В наших с тобой отношениях не может быть никаких сроков давности. Наверное, я тогда не совсем четко дал тебе это понять. Да и когда это было? Пять лет назад. А ведь все произошло здесь, в этой комнате. Интересно как, а?

Люк медленно подошел к тому месту, где лежал, истекая кровью, Кобб. На полу теперь иыл ковер старинной итальянской работы, купленный Сэмом на деньги жены.

– Надеюсь, ты не забыл о том, что здесь произошло?

– Нет, – Люк сжал губы и, отвел глаза. – Нет, не забыл.

– По-моему, я тебе ясно сказал, что я предприму в случае твоего возвращения. Что тогда произойдет с тобой и с Нувелями, – Сэм поднял вверх палец и прижал к губам, как будто его осенила новая мысль. – Впрочем, с Нувелями тебя, вероятно, уже ничто не связывает после стольких лет разлуки. Тебе, наверное, это уже все равно, а ведь я могу отправить старика в тюрьму, всех их могу посадить, если уж на то пошло. В том числе и ту женщину, которую ты когда-то любил.

– Я не хочу, чтобы с ними что-либо случилось. И у тебя нет необходимости проделывать все это с ними, – словно пытаясь поправить срывающийся голос. Люк сделал еще один глоток. Коньяк чертовски хорош, подумал он. Жаль, что он не может расслабиться и насладиться столь чудесным напитком. – Я просто хочу вернуться домой – хотя бы ненадолго, – тут же добавил он. – Сэм, понимаешь, Макс тяжело болен. Ему, может, и осталось-то всего ничего. Я только прошу тебя разрешить мне провести с ним месяц-другой.

– Ах, как трогательно. – Сэм повернулся, сидя за письменным столом, открыл ящик и извлек оттуда сигарету. Он разрешал себе выкуривать только пять сигарет в день и только наедине с собою. При нынешнем политическом климате курение могло стать препятствием. Он уже давно опережал соперников в опросах общественного мнения, но не хотел рисковать своим имиджем. – Значит, ты хочешь побыть с умирающим стариком, – Сэм зажег сигарету, сделал глубокую затяжку. – А я-то тут причем?

– Я знаю, и я не думаю, что ты здесь причем. Я просто надеялся, что если это совсем ненадолго, всего на два месяца. – Люк умоляюще посмотрел на Сэма, – Я не думаю, что для тебя это имеет значение.

– Ты неправ. Все, что связано с тобой и с Нувелями, всегда будет иметь для меня значение. И знаешь, почему? Его свирепая ухмылка превратилась в оскал. – Никто из вас так и не понял, с чем я к вам пришел и кем я был на самом деле. Вы взяли меня к себе из жалости и вышвырнули из отвращения. И вы думали, что вы лучше меня. А ведь вы самые обыкновенные воры, и тем не менее, вы считали себя лучше меня.

Застарелый гнев подкатил к горлу, да так, что Сэм чуть не подавился. Ненависть, охватившая его, не дала голосу сорваться.

– Но ведь ты не был лучше меня, разве не так? – продолжал Сэм. – Ты остался без дома и даже без родины, а у Нувелей на руках несчастный старик, который не помнит собственного имени. А вот, Каллахан, перед тобой сижу я богатый, преуспевающий, идущий в гору.

Люк вспомнил о своем далеко идущем плане, который представлял собой по сути хитроумный заговор, и о том удовлетворении, которое принесет его успешное претворение в жизнь. Не будь этого плана, Люк набросился бы на Сэма и свернул бы ему шею. Да и потому Сэм был отчасти прав. У Люка действительно не было дома. А Макс действительно забыл свое имя.

– У тебя уже есть все, что ты хочешь. – Люк опустил плечи. – Я прошу лишь о нескольких неделях.

– Ты полагаешь, столько старику осталось жить? – Сэм вздохнул и опорожнил рюмку с коньяком. – Жаль. Но я, вообще-то, надеюсь, что он еще долго проживет, что его мозг будет еще долго-долго прозябать, тело будет сохнуть и вся эта ситуация будет изматывать его семью.

Он внезапно улыбнулся. Это была та самая сияющая улыбка политика, которая так завораживала избирателей.

– Я знаю все о болезни Альцгеймера. Больше, чем ты думаешь. Зная о состоянии Макса, я включил в свою предвыборную платформу пункт о сострадательном отношении к семьям, вынужденным ухаживать за своими родными, которые превратились в овощи. Ax! – Он засмеялся, заметив, как Люк сверкнул глазами. – Тебя это обижает. Оскорбляет твои чувства. Вот что я тебе скажу, Каллахан. Мне наплевать на Максимилиана Нувеля и на всех ему подобных. Овощи не голосуют. Но не беспокойся. Когда меня изберут, мы продолжим… фокусы, – сказал он, довольный той иронией, которую вложил в это слово. – Будем, как и прежде, давать обещания – и даже кое-какие сдерживать – насчет исследований и государственных субсидий; и все потому, что я знаю, как заниматься долгосрочным планированием.

Сэм откинулся в кресле и погрузился в мечты, повернувшись к портрету единственного человека, который – Сэм это точно знал – не принесет ему уже никакого вреда. – Место в Сенате – это только очередной шаг – очередной шаг на пути в Белый дом. Пройдет еще десять лет, и я завоюю и его. Как только я получу контроль, полный контроль, все пойдет по-моему. Излишне чуткие личности отомрут, а все эти хныкающие «группы особых интересов» отхныкают свое и будут преданы забвению. В следующем веке американцы узнают, что у них есть лидер, который понимает, что такое контроль и власть. Лидер, который знает, как пользоваться тем и другим и не боится при этом идти на жертвы.

Он заговорил громче, как проповедник, одержимый идеей спасения душ. Люк молчаливо ждал, когда Сэм начнет закругляться. Рано или поздно он остановится, подумал Люк. Господи, спаси нас всех, если вдруг когда-нибудь под рукой у Уайатта окажутся какие-нибудь кнопки.

Сэм сделал еще одну затяжку, затем, выдыхая дым, пристально посмотрел на Люка.

– Я вообще-то не думаю, что тебе интересны такие вещи, как политика и судьба страны. Твои интересы скорее личностного характера.

– Я заработал кое-какие деньги за последние несколько лет, – изображая нервозность, Люк облизал губы. – Я заплачу тебе, дам тебе столько, сколько захочешь за несколько недель с Максом и Нувелями.

– Деньги, что ли? – Сэм в изумлении откинул голову и засмеялся. – Я похож на человека, которому нужны твои деньги? Ты вообще представляешь себе, сколько я набираю каждый месяц в виде пожертвований на избирательную кампанию? Это намного перекрывает то, что я имею от своей очаровательной жены.

– Но если бы у тебя было еще больше, ты усилил бы свою кампанию на телевидении, использовал бы сколько надо на то, чтобы выборы прошли в твою пользу.

– Все и так идет в мою пользу, – бросил Сэм. Его зрачки расширились, глаза заблестели. – Хочешь, мать твою, посмотреть на цифры? Население этого штата хочет меня, Каллахан. Они хотят Сэма Уайатта. Когда я разделаюсь с Кертисом Ганнером, они не изберут его даже отловщиком собак. Я побеждаю, – он хлопнул ладонями по столу, разбросав пепел от сигареты. – Я побеждаю.