шее, с клоком седых волос, выбивающимся из-под шляпы, с крючковатым носом и голубыми глазами, глядящими ошалело. Среди темноты и шевелящегося тумана она казалась привидением.

— Что за черт? — резко спросила она.

— Я ищу Глимсхолм!

— Уже нашел, — объявила женщина и добавила насмешливо: — Ну, почти.

Взяла фонарь и пошла, посоветовав:

— Осторожнее ступай-то!

Д’Агоста поковылял за нею. Спустя десять минут свет фонаря очертил контуры дома с шиферной крышей и высокой трубой. Каменные стены строения, когда-то беленые, заросли мхом и лишайником.

Женщина открыла дверь, и лейтенант оказался в изумительном тепле уютного коттеджа, с огнем, пылающим в огромном камине, со старомодной эмалированной плитой, плетеными коврами на полу, мягким диваном и креслами. На полках вдоль стен стояло множество книг, на стенах висели пара картин и ряд внушительных оленьих рогов. Комната освещалась керосиновыми лампами.

Такого чудесного тепла д’Агоста не ощущал никогда в жизни.

— Раздевайся! — бесцеремонно приказала седовласая женщина, подходя к огню.

— Да я…

— Святые угодники, да раздевайся же! — Она принесла стоявшую в углу плетеную корзину. — Одежду сюда!

Лейтенант снял плащ, бросил в корзину. За ним последовали промокший свитер, ботинки, носки, рубашка, майка и брюки. Полицейский остался стоять в испачканных грязью трусах.

— Исподнее тоже! — буркнула женщина.

Она завозилась у плиты, сняла с конфорки большой чайник, вылила кипяток в оцинкованный таз, поставила у камина, рядом положила мочалку и полотенце.

Прежде чем снять трусы, д’Агоста выждал, пока женщина отвернется. Тепло от камина было чудесным.

— Звать как?

— Д’Агоста. Винсент д’Агоста.

— Мойся. Сейчас одежонку свежую принесу. Широковат мистер для тряпок старика моего, но уж отыщем что-нибудь.

Она поднялась по узкой лестнице, затопала наверху, зашуршала. Послышался стариковский кашель и сварливый голос — кажется, хозяину дома внезапные хлопоты пришлись не по нраву.

Женщина вернулась с ворохом одежды, когда д’Агоста растирался мочалкой. Он оглянулся и обнаружил, что женщина без стеснения разглядывает гостя.

— У, что за радость посмотреть старухе, — хихикнула она, положила одежду и повернулась к огню подбросить поленце-другое, затем снова захлопотала у плиты.

Смущенный д’Агоста поскорее смыл грязь, вытерся и оделся. Вещи предназначались для человека гораздо выше и стройнее, но лейтенант умудрился их натянуть. Вышло неплохо, разве что пуговицы на брюках не застегивались. Пришлось стянуть брюки ремнем. Старуха помешивала в котелке, и ноздри лейтенанту защекотал неописуемо вкусный запах бараньей похлебки.

— Садись! — велела женщина. Она налила большую миску похлебки, откромсала несколько ломтей от большой буханки хлеба, поставила миску перед гостем и положила хлеб рядом. — Ешь!

Д’Агоста жадно отправил в рот полную ложку, обжигая рот.

— Похлебка просто замечательная, — сказал он искренне. — Не знаю, как и благодарить…

— Ты нашел Глимсхолм, — перебила его старуха. — Зачем ты сюда явился?

— Я ищу друга.

Старуха посмотрела пристально.

— Около четырех недель назад мой лучший друг пропал вблизи низины Иниш, где загон у лога. Знаете это место?

— Ну да.

— Мой друг — американец, как и я. Он пошел на охоту из охотничьего домика в Килхурне и пропал. Его ранили, подстрелили случайно. Полиция прочесала топи, но тела не нашла. Зная его, я готов предположить, что он мог выбраться из трясины и спастись.

Женщина поморщилась, глядя на лейтенанта с нескрываемым подозрением. Хотя казалось, что она слегка тронутая, природной сметки и хитрости ей было не занимать.

— До загона у лога двенадцать миль, и все по болотам.

— Я знаю. Но Глимсхолм — моя последняя надежда.

— Не видела я никакого американского друга. Вообще никого не видела.

Д’Агоста знал, что вероятность отыскать Пендергаста в Глимсхолме крайне мала, но все равно расстроился. Значит, надежды нет. Совсем.

— Может, ваш муж видел…

— Не видел. Он никуда не ходит. Инвалид.

— Может, вы вдалеке замечали что-то движущееся…

— Уж сколько недель ни души не примечала.

Сверху донесся раздраженный, дрожащий голос. Он выговорил что-то с таким густым акцентом, что лейтенант ничего не разобрал. Женщина поморщилась и затопала вверх по лестнице. Старик пожаловался неразборчиво, женщина ответила резко, сварливо. Вернулась, все еще скалясь.

— Время спать! Я у плиты себе постелю. А ты на втором этаже, с хозяином рядом ляжешь. Там на полу одеяла.

— Огромное спасибо за помощь!

— Только старика не тревожь, он не в себе.

— Я тихонько, обещаю.

— Тогда спокойной ночи!

Д’Агоста поднялся по крутой скрипучей лестнице. Наверху оказалась комната с очень низким двускатным потолком, освещенная маленькой керосиновой лампой. У дальней стены, под скатом, стояла деревянная кровать, и на ней различалась нелепо скрюченная человеческая фигура. Хозяин дома оказался настоящим пугалом. Тощий, длинный, с красным носом картошкой и растрепанными седыми волосами. Старик уставился на гостя единственным здоровым глазом, и его выражение было явно недружелюбным.

— Э-э, здравствуйте, — неуверенно произнес д’Агоста. — Простите за беспокойство.

— И тебе здравствуйте, — пробурчал старик. — Не шуми только, а?

Он демонстративно повернулся к гостю спиной.

Д’Агоста с облегчением стянул одолженные рубаху и штаны и забрался под одеяло, постеленное на грубом дощатом лежаке. Потом загасил керосиновую лампу. Так чудесно было лежать в тепле и уюте, слушая завывающий снаружи ветер.

Уснул лейтенант быстро и крепко.

Проснулся он среди ночи, в кромешной тьме. Спал крепко, потому не сразу вспомнил, где находится, и поначалу испугался. А когда вспомнил, то удивился тишине. Буря улеглась, и воцарилась мертвая, жуткая тишина. Сердце лейтенанта судорожно заколотилось. Ему представилось, что рядом, в темноте, кто-то стоит.

Д’Агоста лежал, окутанный непроницаемым сумраком, и пытался успокоить себя. Это всего лишь дурной сон, не больше. Но почему чудится, что кто-то стоит рядом, наклоняется, тянется к нему?

Тихо скрипнул пол.

Господи боже!

Закричать? Кто это рядом? Не старик же? Может, кто-то пришел в ночи?

Половица скрипнула снова — и руку лейтенанта сдавило железной хваткой.

Глава 18

— Дорогой Винсент, — донесся из темноты шепот. — Я тронут вашей заботой. Весьма. Но в гораздо большей степени недоволен фактом вашего пребывания здесь.

Д’Агоста оцепенел от изумления. Невероятно. Это все еще сон, не иначе. Послышался шорох спички, и темноту рассеяла вспышка. Зажглась керосиновая лампа.

Рядом стоял старик — скрюченный, явно больной. Лейтенант глядел в изумлении на желтушную морщинистую кожу, редкую бороду и сальные седые волосы до плеч, красный шишкообразный нос. Но голос, пусть слабый, и знакомый хищный блеск глаз, хотя, казалось, и подернутых мутной пеленой, указывали именно на того, за кем Винсент д’Агоста пошел через болота.

— Пендергаст? — прошептал наконец полицейский.

— Вам не следовало приходить сюда.

— Но как же? Как?

— С вашего разрешения, я снова прилягу. Я еще слишком слаб, чтобы подолгу стоять.

Д’Агоста сел. Старик повесил лампу, медленно, с трудом улегся на кровать.

— Друг