— И тогда она за тебя взялась?

— Точно… — кивнул он. — Свинья грязи всегда найдет.

— Она хоть замужем?

— Замужем… Видал бы ты ее мужика! Затюканный, как гвоздь, по самую шляпку.

— Говорят, она по директору сохнет.

— Все может быть… Но мы-то за что должны страдать⁈

— Во всяком случае, меня она ни на какие выступления не уговорит.

— Тебя не уговорит, так историка или трудовика. Аморалка — вещь серьезная. Особенно, если завучиха протолкнет эту тему по партийной линии.

— А ты — коммунист?

— Конечно, — без всякой гордости подтвердил он. — Потому и опасаюсь. За аморалку директоров заводов снимают. А школьным военруком и вовсе могут пол подтереть. Черт, думал, тихонько до пенсии досидеть.

— Может тебе ее того… Удовлетворить?

Я думал он меня тоже пошлет, но Петров задумался.

— Трудновато будет, конечно… — пробормотал он. — Хотя Ардалионовна, если ей физию платочком прикрыть, тоже всего лишь баба. А уж к бабам подходы я знаю…

— Дерзай! — подбодрил его я. — Только, если что, я тебе ничего не говорил.

— Не беспокойся! — заметно повеселел Григорий Емельянович. — С Дона выдачи нет!

Мы с удовольствием пожали друг другу руки. Словно в качестве компенсации за невеселые рассуждения с военруком, тут же состоялся еще один приятный разговор. На этот раз — с преподавателем немецкого. Друг Карл, похоже, гораздо сильнее меня увлекся идеей детской киностудии. Как выяснилось, он уже успел провентилировать этот вопрос в городском Доме Пионеров. Тамошнее руководство одобрило инициативу школьной общественности и готово поддержать ее перед городскими организациями.

В общем без бюрократических проволочек не обойдется, но они не должны мешать творчеству. И потому можно потихоньку начинать работать над первой короткометражкой, ради чего он, Рунге, готов пожертвовать своим свободным временем, запасами пленки и аппаратурой. В том смысле, что снимать он будет сам. Остальная съемочная группа должна будет позаботиться о сценарии, декорациях, костюмах и реквизите. Так что пора уже начать эту группу сколачивать и ставить перед нею творческие задачи.

— Кстати, и в этом деле мы не останемся без поддержки, — похвастался Карл Фридрихович. — Я познакомился с худруком и режиссером театрального кружка. Зовут его… Точнее — ее, Евгения Ивановна. Ей всего двадцать пять лет, но за ее плечами не только институт культуры, но и несколько поставленных детишками спектаклей! Она и ребята-кружковцы готовы дружить с детской киностудией и содействовать ее работе.

— Что ж, отличная новость, — одобрил я. — Надо бы посоветоваться с этой Евгенией Ивановной, как нам организовать ребят… Как ее фамилия?

— Красильникова, — ответил Рунге.

— А она не родственница, часом, Красильникова из десятого «А»?.. Он у меня в секции по самбо занимается…

— Старшая сестра, — ответил Карл. — Кстати, она как раз пригласила нас в ближайшее воскресенье посмотреть, как проходят у них в кружке репетиции.

— Превосходно! — обрадовался я. — Значит, сходим и посмотрим.

— Думаю, неплохо бы взять с собой наших юных коллег Абрикосова и Кривцова.

— Согласен!

И мы разошлись каждый по своим рабочим местам, чрезвычайно довольные тем, что все-таки началось какое-то движение в сторону реализации наших творческо-воспитательных планов. Сегодня у меня были занятия секции. Я решил порасспросить Красильникова о его сестре. Так сказать, собрать предварительную информацию. Однако вторник оказался воистину днем интересных новостей. Следующая исходила от Виктора Сергеевича. Он меня перехватил на выходе, после последнего урока.

— Слушай, Саша! — сказал он. — Я насчет телефона…

— Я так и не сходил в райсовет, — покаянно произнес я. — Насчет заявления…

— С этим успеется! — отмахнулся трудовик. — Я тут потолковал с начальником вашей АТС… Он мой бывший однокашник… И, знаешь, какая штука выяснилась?..

— Ну, колись!

— За бывшим хозяином твоей квартиры числились два номера!

— Ни фига се! — удивился я. — Это как?

— Ну он тот еще жук… Умудрился два номера себе заполучить… Один на себя, другой — на свою любовницу… Она живет в доме напротив… Один номер сняли, а второй — нет. Любовница-то к его делам касательства не имеет…

— Ну так мне какая с этого радость? — хмыкнул я. — Номером этим любовница пользуется…

— Не пользуется! — ответил Витек. — Ее дом, в лучшем случае, в следующей пятилетке телефонизируют… Второй номер только числится за нею, а на самом деле он относится к твоей квартире!

— Ты хочешь сказать, что где-то у меня есть розетка, к которой можно подключить аппарат, и тот будет работать⁈

— Думаю, да!.. И это надо проверить!

— Когда?

— Да хоть сейчас… — откликнулся Курбатов. — У меня есть аппарат, старенький, правда, но на первое время сойдет…

— Тогда пошли и проверим! — предложил я. — Заодно и пообедаем.

— Ага… Я только сбегаю к себе в мастерские, захвачу аппарат…

— Давай!

И он метнулся по переходу, соединявшему оба корпуса школы, а я остался его ждать возле школьной раздевалки, из которой расхватывали пальтишки и курточки, освободившиеся после уроков учащиеся. Если честно, я не очень понимал почему Виктор Сергеевич столь рьяно мне помогает? Не пьет и даже денег не берет за свои услуги! Впрочем, повседневная жизнь в СССР во многом строилась именно на такой вот бескорыстной взаимопомощи, а не только на принципе — ты мне, я — тебе!

Когда трудовик вернулся, с громоздким черным телефонным аппаратом, у которого, помимо, диска номеронабирателя, были еще и большие, некогда белые, а теперь пожелтевшие кнопки, мы отправились ко мне домой. Когда мы вошли в квартиру, Виктор Сергеевич сразу принялся за дело. Он обследовал косяк входной двери и все-таки нашел проводку. Она тянулась из подъезда, через прихожую в большую комнату.

Остальное было делом техники. Курбатов вскрыл аппарат, зачистил концы проводов, подключил их к клеммам внутри, снова собрал корпус. Поднял трубку, послушал, улыбнулся и протянул мне. Я поднес ее к уху. И услышал бесконечный гудок. Положил трубку на рычажки, снова поднял и опять послушал. Гудок не исчез. Я опять положил трубку. Начал вспоминать номер детского сада, где работала жена. Он был записан у меня на бумажке, которая куда-то запропастилась.

Аппарат пока стоял на полу, а мы с Витьком сидели на корточках. Я начал было вставать, чтобы отправиться на поиски злополучной бумажки, как вдруг раздался