Алкивиад привёз еду, но стратеги не разрешили людям брать её. Он обещал обеспечить рынок и кормить нас бесплатно за пределами страны. У него есть фракийцы, сказал он, десять тысяч. Элитные солдаты, обученные как пехотинцы, кавалеристы и моряки. Севт и Медок на подходе. Это ещё пятьдесят тысяч. Он передаст их под командование Афин. Сам он не будет принимать участия.

Если афиняне не возьмут его войска, тогда пусть дадут ему один корабль. Алкивиад согласен служить при любом командире, кого они назначат. Но они не согласились и на это. Позволить Алкивиаду откусить кусочек — значит отдать ему весь сыр. Побьют Лисандра — и вся слава достанется ему. Потерпят поражение — и всё дерьмо свалится на нас. Как могли стратеги согласиться на такое? Их казнят в ту самую минуту, как только они ступят на землю Аттики.

Он предложил служить не как капитан корабля, а как простой эпибат, морской пехотинец. Они выгнали его из лагеря. Он был слишком велик, понимаете? Все они рядом с ним — карлики. Они были правы. В глазах командиров Алкивиад был худшим врагом Афин. Они боялись его больше, чем Лисандра.

Четыре рассвета Лисандр стягивал силы в проливе, готовясь к сражению. Четыре дня афинский флот стоял напротив. Каждый полдень Лисандр отбывал в Лампсак. Каждый полдень афиняне удалялись в Эгоспотамы. Каждый день нашим людям приходилось расходиться в поисках пищи, а люди Лисандра, за спиной которых был город, постоянно оставались у него под рукой, они не удалялись от кораблей. На пятый полдень Лисандр продолжил то же самое. Он выстраивал флот, распускал. Флот Афин делал то же самое. Но в этот день, когда наши моряки опять отправились за провизией...

Они нагрянули на нас, невооружённых, как гром среди ясного неба, — двести десять военных кораблей, сорок две тысячи войска. Не мне говорить вам, что у нас не было шанса. Существует лишь один способ погрузиться на борт триремы — взводами, по очереди. Но как это сделать, когда команды рассеяны по всему берегу на четыре мили, затеряны среди ракушек и гальки? «Ипполита» отплыла с одним лишь ярусом гребцов. «Пантия» и «Безжалостный» на флангах не собрали даже этого. Мы побежали к кораблю. Они продырявили корабль. И нос, и корму. Кто был в воде, был мёртв. С остальными спартанцы расправились на берегу.

Этому учил их Лисандр. Они знали ландшафт и отрезали от нас каждый ручей, каждый выход. Их корабли зацепили «кошками» наши и увели их. Лисандр — хитрец. Никакой тяжёлой пехоты, которая застряла бы в песках, только пельтасты и копьеносцы. Они не нападали бездумно. Они строились отрядами и рыскали по полю, как собаки. Оглянешься — и видишь их везде.

Он захватил двадцать тысяч человек, этот Лисандр. Продал островитян и рабов, оставив только афинских граждан.

Их привезли в Лампсак как пленных, представили перед трибуналом и казнили до последнего — как угнетателей Греции. Ко времени расследования Совета в Пирей стали прибывать галеры с телами. Лисандр вернул Афинам трупы их сыновей, чтобы никто не мог обвинить его в непочтительности. Но скорее для того, чтобы глубже ранить сердце Афин. Ибо хотя город больше не имел флота и людей, способных служить на кораблях, всё же многие поклялись сопротивляться до конца. Если потребуется — отбиваться кирпичами и камнями с высоты Акрополя. Они скорее бросятся вниз, чем подчинятся врагу.

Лисандр привёз тела убитых голыми, чтобы нельзя было узнать их по одежде. Это было сделано для того, чтобы тела командиров ничем не выделялись среди общей массы. И люди, чтобы отыскать своих сыновей и мужей, вынуждены были ходить среди рядов павших, заглядывая в каждое лицо. Этим испытанием Лисандр хотел устрашить афинян. Вот к чему привело их демонстративное неповиновение. Это должно отбить у них охоту сопротивляться.

В войска Лисандра входили теперь части со всей Греции при поддержке золота Кира. Армия Агиса осадила Афины, флот Лисандра заблокировал их с моря.

Шестнадцатого мунихиона, того самого числа и месяца, когда Афины и их союзники у Саламина спасли Грецию от персидской тирании, армада Лисандра, не встретив сопротивления, вошла в порт Пирей. Партия, возглавляемая Фераменом, сдала город. Два батальона тяжёлой пехоты из Фив захватили Ареопаг и ликвидировали все правительственные должности. Коринфский отряд сдался в центральной части города. Солдаты из Элиды, Олинфа, Потидеи и Сикиона сломали ворота и стали крушить укрепления порта Пирей. Другие — из Эниад, Митилены и Хиоса, теперь освобождённые от власти афинской империи, под музыку флейтисток сносили Длинные стены. Спартанские и пелопоннесские морские пехотинцы, в том числе brasidioi, освобождённые илоты, неодамы под командованием Пантокла, овладели Акрополем. Они принесли жертву Афине Нике и разбили лагерь на камнях между Эрейтейоном и Парфеноном. Лакедемонские морские пехотинцы и наёмники из Македонии, Этолии и Аркадии завладели Круглой палатой и местом сбора Народного собрания на холме Пникс. Среди них был и Полемид, одетый в красное.

Моя тётя, — возобновил рассказ Полемид, — несмотря на её презрение к моему поведению и ко мне, не препятствовала мне погрузить её вещи на тележку, а её самое водрузить на сиденье возницы. Она переехала в Ахарны вместе со мной, чтобы жить в усадьбе «У поворота дороги». В городе царила тирания. Тридцать, как их называли, поддерживаемые гарнизоном спартанцев, укрепили свою власть посредством судов и актов террора. Неоднократно я пытался убедить бывшую жену моего брата и его детей уехать с нами, но Теоноя была городской женщиной и ехать не хотела. В течение двух месяцев моя тётя и я составляли друг другу компанию. Я занимался землёй, а она готовила, стирала, штопала, управлялась с хозяйством без слуг — как прежде управляла делами своего мужа.

Беззаконие, творившееся в городе, наконец убедило мою свояченицу уехать. Она явилась к нам первого гекатомбэона, в день рождения Лиона, со своей дочерью — моей племянницей — и её двумя детьми (молодой муж племянницы служил на флоте). Её сын, мой племянник, скрылся. Ему было девятнадцать. Он поклялся никогда не примириться с завоевателями родины. Теоноя привезла с собой также мальчика девяти лет и девочку семи лет — от второго мужа. Он плавал на торговом судне и погиб во время одного из сражений. Эвнику я проследил до Акты, где она снимала себе помещение. Она не позволила мне видеться с детьми. Боялась моего влияния на мальчика.

Демократия в городе была отменена, население лишено избирательных прав и разоружено. Подготавливалась новая конституция. Во всяком случае, так уверяли Тридцать. Прошло несколько месяцев, но не появилось ни одной статьи нового закона. Вместо этого возникли списки. Стоило твоему имени мелькнуть в таком списке — и тебя больше никто уже не видел.

Всенародно избираемый исполнительный орган, коллегия десяти стратегов, больше не существовал. Ареопаг не созывался. Уехавшие были возвращены домой. Имеются в виду те, кто был выслан раньше как враги демократии. Теперь они входили в состав Тридцати или являлись их агентами. Суды для гражданских исков простого народа были отменены. Когда они снова открылись, то превратились в машину преследования. Как это происходит при любой тирании, законность обвинения была расширена до права преимущества. Человека можно казнить не только за содеянное, но и за то, что он мог бы совершить. Привлекали к суду не только за политику. Тридцать охотились за всеми, у кого водились деньги. Пошлину определили в полторы тысячи. Заплатил — и можешь излагать своё дело. Тех демократов, которым удалось избежать казни, отправляли на службу к Лисандру, на передовую. Единственной хорошей вещью было то, что всех sykophantai перебили.