но так случилось. С ним я счастлива. Не знаю, как он себя поведет после того, как все узнал, но это не повлияет на мое отношение к нему. Просто я хотела попросить прощения у тебя. Дай знать, простила ты меня или сердишься, хорошо? Мы любим тебя, мама, — она встала и вместе с телохранителями вернулась в резиденцию Семьи.

Густаво делал ей перевязку, но видя, что Джемма мыслями где-то, ничего не стал спрашивать, молча, обрабатывал рану, хотя очень волновался, ведь они с Адольфо близкие друзья. Потом она ушла к себе, и из ее комнаты сначала была слышна мелодия Брамса 5 Lieder Op. 49: 4 Wiegenlied (колыбельная), а затем 5 Lieder Op.105, исполняемые Джеммой на виолончели.

До вечера она не выходила из комнаты, отказалась ужинать и начала складывать чемодан, слушая через наушники Андреа Бочелли.

Джемма стояла и рассматривала фотографии в альбоме, который ей попался среди книг, и почувствовала, как крепкие руки обняли ее со спины.

— Тепло Адольфо особенное, мне его будет не хватать, — это была первая мысль от его прикосновений, — Как прошел день? — она крепче сомкнула его руки на своей талии.

— Я скучал. Давай поговорим, — Адольфо вдохнул аромат ее волос и поцеловал макушку, а Джемма развернулась в его объятиях и сейчас стояла, обхватив его за талию и подняв голову, чтобы видеть любимые черные глаза.

— Джемма, не буду скрывать, для меня стало неожиданностью, что Энтони — ребенок Андрэа Марино, с которым тебе пророчили вечную любовь. Я не знал, кто такой реально Алекс Харрисон. По твоей реакции понял, что и ты была не в курсе этого. Но когда посмотрел, какой ты будешь прекрасной матерью, как к тебе тянется Энтони и называет мамой, у меня сердце заныло, понял, что не имею права своей любовью ломать твою жизнь. Мне безумно тяжело осознавать, что ты можешь стать чьей-то, а не моей. Но как брат я все приму, ты должна быть счастлива и реализоваться во всем, включая материнство. Я всегда буду тебя любить и никогда не предам свои чувства. Знаю, тебе тяжело, ребенок сильно влияет на эту ситуацию, ты к нему привязалась. Алекс Харрисон, как только узнает, что ты Джемма Манчини, для тебя сделает все, — девушка слушала слова Адольфо внимательно, вникая в интонацию и прислушиваясь к его дыханию, чувствуя, как тяжело, через силу ему дается все, что он говорит.

— Ты предлагаешь мне ответить на чувства Харрисона? — она продолжала смотреть в его глаза, а мужчина лишь сильнее прижал ее к себе, во всем его теле чувствовалось напряжение.

— Мне хочется, чтобы ты была счастлива.

— Но я же тебя люблю, Адольфо. Я отказала Алексу. И он все понял.

— Понял, будучи Алексом, а не Андрэа. Увидишь, как он активизируется, когда правду узнает, — Адольфо хотел поправить прядь ее волос, но Джемма отстранилась от него, и сейчас в ее глазах была пустота, которой испугался Адольфо, его будто холодом обдало.

— Я услышала тебя, Адольфо, и поняла. Не говори больше ни слова. Извини, но мне надо продолжить сборы, выйди, пожалуйста, из комнаты, — она надела наушники, включила музыку и подошла к шкафу.

Тело Адольфо отказывалось слушаться, казалось, что в душе разорвался снаряд. Он вышел из комнаты, прислонился к стене и закрыл глаза. Так он стоял некоторое время, потом пошел к себе в комнату и упал лицом на кровать, внутри была такая сильная боль, что хотелось кричать. Он не может потерять Джемму, что бы ни произошло.

От переживаний и бессонных ночей Адольфо провалился в тревожный сон, проснулся в районе восьми часов утра и первым делом решил пойти к Джемме. Подойдя к ее комнате, вдохнул и постучал, но никто не открыл, внутри было тихо.

— Она улетела в Америку в 5 утра, — послышался голос Густаво, — я даже перевязку не сделал ей, — К такому Адольфо был не готов, он сделал решительный шаг к лестнице, но друг его остановил, — Уже два часа как она в небе.

ДЖЕММА

Поговорив с Адольфо, решила, что мне просто необходимо уехать. Заказала электронный билет до Швейцарии, а оттуда до Америки, сдала билет на тот рейс, каким планировала улететь ранее, чемодан был уже собран. Какие эмоции от разговора с Адольфо? Внутренняя пустота и грусть.

Как-то прочитала высказывание на этот счет одного психоаналитика: «Наша жизнь напоминает аттракцион душевных переживаний, где на каждом повороте судьбы мы прикасаемся к собственным чувствам. Наслаждаемся, когда испытываем любовь и благодарность, возбуждение и сочувствие. Страдаем, когда стыдимся или обижаемся, ревнуем или злимся. Какими бы ни были чувства, именно они заставляют нас ощущать себя живыми».

Правда, интересное сравнение? И ведь емко и точно сказано.

Вот сейчас такое впечатление, что мой «парк аттракционов» снесло ураганом, и вместо него оказался внутренний вакуум, сопряженный с растерянностью. И на ум приходят слова Мацуо Монро: «Пустота — слишком абстрактное понятие. Так же, как дружба, любовь и смерть. Их нельзя представить. И невозможно понять».

Я никого не виню, эмоции и мысли Адольфо понимаю и принимаю, ценю его открытый диалог. Ему тяжело, нужно время. Мозгами понимаю, а внутри ничего нет. Такого состояния я никогда не испытывала, наверное, потому что впервые почувствовала любовь, причем взаимную.

Папа и дедушка не спали и появились на пороге моей комнаты минут через 20 после ухода Адольфо. Мне ничего не надо им объяснять, они все понимают без слов. Вот и сейчас папа уточнил, во сколько вылет, распорядился, чтобы меня отвезли и охраняли до самой посадки, обнял. Что касается Анджело, то он — мое сердце, к которому я могу прижаться всегда, где бы я ни была!

Сейчас уже в самолете смотрю в иллюминатор и ни о чем не хочу думать. Мне нужна эта внутренняя тишина и пустота.

Я не боюсь возможных перемен в своей жизни. Как говорил Конфуций, обычно они происходят именно тогда, когда в них есть острая необходимость. А в нашей с Адольфо ситуации перемены — следствие нашего выбора и наших с ним решений.

В резиденции Манчини царила напряженная атмосфера. Дон был очень суров, Анджело все время находился в своем кабинете, работая с документами. Что касается Адольфо, то он не находил себе места, чувствуя вину за то, что Джемма поняла его слова как отречение от нее, что он сдался перед Алексом и его сыном. Хорошо зная девушку, Адольфо сейчас боялся, что она это расценит как предательство, замкнется в себе и построит непроницаемую стену вокруг своего сердца. Но для него такая категоричная