Хаддл выставил напоказ бутылку голубого кюрасо. Бутылка была пуста.

— Полагаю, что твой отец все хорошо обдумал, — сказала я Джереми.

Мы вдвоем лежали на широкой кровати в комнате-башенке. Окна были распахнуты настежь. За окнами в темноте раздавались крики совы. В мое отсутствие Джереми перебрался в мою бывшую спальню. Мне показалось совершенно естественным разделить постель с Джереми, провести с ним ночь в нашей обычной невинной манере.

— Все потому, что отец полагает: ты будешь чувствовать себя обязанной готовить для нас бесплатно в течение недели. А он сможет уволить кухарку без выходного пособия. Ты ведь оправдаешь ожидания отца, дорогая? — Джереми нежно сжал мое плечо.

— Конечно. Я могу приготовить йpaule de mouton а la boulangиre. Это блюдо очень дешевое и невероятно вкусное. Картофель, лук и чеснок, запеченные с бараньей лопаткой. Или boeuf braisй а l'italienne — это тушеная говядина с помидорами, красным вином и грибами. Думаю, что сэру Джеймсу понравится манный пудинг gnocchi. Не слишком изысканно, как ты считаешь?

Джереми повернулся на бок и захрапел.

На следующее утро Лалла повезла меня за покупками. Она надела на шею голубой платок, украшенный бисером, который я привезла ей из Лондона. Платок не очень подходил по цвету к желтому летнему платью, но Лалла настояла. Тиффани когда-то купила платок в небольшой лавчонке. Она собиралась срезать бисер, но я уговорила отдать мне платок таким, какой он есть. Мне льстило то, что Лалла одобрила мой выбор. Если Лалла сказала, что платок ей понравился, значит, она говорила правду. Я знала, что Лалла не умеет притворяться.

В полдень мы репетировали. На первый раз мне было разрешено подглядывать в книгу и читать свои реплики. Но Джереми строго заявил, что ожидает: к завтрашнему утру я выучу свою роль наизусть.

— Боюсь, я не смогу выучить столько за одну ночь, — возразила я. — Кроме того, мне не нравится пьеса. Как можно запомнить такой глупый текст?

— Закрой рот, Виола! Не спорь со мной! Ты произносишь свою реплику и падаешь в объятия Зеда. Не волнуйся, он удержит тебя.

— Конечно, удержу, — промолвил Зед низким голосом.

Он хищно ухмыльнулся, обнажив острые зубы. Ладони Зед сложил чашечками, словно собираясь схватить меня за грудь.

— Думаю, что ты должен поддержать меня за талию, — прошептала я сердито. — Никогда викторианский джентльмен в здравом уме не подумал бы схватить меня подобным образом.

— Ради Бога, вы двое, перестаньте шептаться! Давайте продолжим репетицию! — Джереми обхватил голову руками.

Я решила рассказать Джереми обо всем позднее. Я видела, что Зед находит особую пикантность в моем негодовании. Лалла стояла на сцене, положив руки на бедра, словно модель на показе новой коллекции. Она произносила свои слова без всякого выражения, как нерадивая школьница бубнит на уроке таблицу умножения. Я была уверена, что таким образом Лалла пыталась держать на расстоянии Зеда, который не упускал случая прикоснуться к ней. Он старался обхватить ее руками гораздо чаще, чем предусматривал сценарий. Я должна была признать, что Джереми прав: Зед великолепен на сцене. Когда он играл, я забывала обо всем. Если смотреть из глубины зрительного зала, Зед выглядел как стопроцентный романтический герой. На расстоянии не видны были его маленькие злые глазки.

Хаддл играл моряка с тонущего судна. Его актерские способности не могли сравниться с прирожденным талантом Зеда. Всем своим видом Хаддл показывал, что находится на сцене против своей воли. Он шумно выражал протест, закатывал глаза, изгибал колесом спину, поглаживал больные конечности и громко, словно под пыткой, стонал. Хаддл с восторгом принял мой подарок. Поначалу я не собиралась ничего ему дарить. Во-первых, он, конечно, не ожидал от меня проявлений щедрости, а во-вторых, мне пришлось бы покупать подарки всем остальным слугам. Но, увидев на прилавке в магазине мистера Дринга черные резиновые галоши, я не смогла удержаться. Хотя галоши стоили больше, чем все остальные подарки, вместе взятые, я все же решила купить их. Хаддл был потрясен, словно я преподнесла ему сундук с золотом. Он снял с носа очки, поднес галоши к глазам и принялся внимательно разглядывать. Затем натянул галоши на ботинки и наотрез отказался снимать. Я пыталась объяснить, что галоши не носят в доме, а надевают весной и осенью в дождливую погоду, но Хаддл только отмахивался и делал вид, что не понимает.

Я поставила boeuf braisй а l'italienne в духовку. Блюдо должно было томиться на медленном огне в течение нескольких часов. Мы с Лаллой отправились на станцию. Стояла прекрасная теплая летняя погода. Наша дорога пролегала по безлюдной сельской местности. Очень скоро мы достигли цели нашего путешествия — шумных окрестностей Ноттингема.

— Не знаю, как можно ожидать, что Хамиш простит меня, если я сама не могу себя простить. Мне так стыдно. Не думаю, что ты когда-нибудь совершала нечто такое, после чего не могла посмотреть на себя в зеркало. Это безумие с Френсисом… я почти примирилась с ним. С тех пор как мы говорили с тобой в Лондоне, я много думала. Я ведь тогда никому не сделала больно, только себе. Но спать с Зедом… Спать с Зедом было жестоко и разрушительно, даже если бы Хамиш ничего не узнал. Иногда я желала, чтобы все открылось. Я намеренно вела себя отвратительно, мне хотелось, чтобы Хамиш увидел, какова я на самом деле. Не спрашивай меня почему. Я не знаю, я действительно не знаю. Сейчас я чувствую, что отдала бы все на свете за то, чтобы все изменить. Если б я вышла замуж за Хамиша тогда, когда он предлагал, то была бы с ним счастлива. Я все безвозвратно испортила.

— Осторожней! — вскрикнула я. Мы чуть не сбили пожилую женщину, которая ехала навстречу на велосипеде. Лалла водила машину, как Джереми, — она игнорировала дорожные знаки и не утруждала себя сбрасыванием скорости при виде пешеходов. Я подумала, что обязательно должна научиться водить автомобиль. Почему эта мысль не приходила мне в голову раньше? Почему тогда я удивляюсь, что все относятся ко мне, как к беспомощному ребенку?

— Осталось десять минут, — простонала Лалла. Она нервно металась взад и вперед по перрону.

— Пошли, посидим где-нибудь. Мы успеем выпить по чашке кофе и съесть по пончику, — предложила я.

— Я не смогу проглотить и крошки. Я не могу стоять на месте. О Виола! — Лалла вцепилась пальцами в мою руку. — Поехали домой. У меня больше нет сил. Мне становится все хуже и хуже.

— Чепуха! Возьми себя в руки! Это так не похоже на тебя. Ты всегда была образцом решительности и отваги. Тебе уже не удастся спрятаться, ты должна встретиться с Хамишем! — Я настойчиво убеждала Лаллу остаться, хотя сама дрожала от страха и готова была бросить все и убежать. Не только потому, что боялась стать свидетелем отвратительной сцены, но и потому, что ощущала — мое присутствие абсолютно излишне. Мы шагали взад и вперед и без всякого интереса рассматривали обложки глянцевых журналов, выставленных в витринах газетных киосков.

— О Боже, прибывает поезд из Лондона. Держи меня крепче, иначе я упаду.