Старик мерзко ухмыльнулся и снова закашлялся.

– Следующие по статусу рудокопы. В среднем каждый может протянуть лет пять, если его не завалит или еще чего-нибудь не случится, конечно. Тех, кто совсем ослаб, мы в забой не отправляем, а назначаем начальниками смен. Кое-кто дослуживается до бригадира – как я, например. Попал сюда еще юношей, и вот, поглядите. Если это не свобода, тогда уж и не знаю.

Про себя Горлас рассудил, что жить горному мастеру осталось не больше трех лет.

– А заключенные хлопот не доставляют? – спросил он.

– Не-а, большинство просто не успевают. Мы отправляем их в самые смертоносные выработки. В основном травятся мышьяком – мы тут, кстати, еще и золото добываем. За прошедший год прибыли выросли в триста раз. Даже на свои дивиденды я рассчитываю прикупить небольшую усадьбу.

Горлас посмотрел на гнусного старикашку.

– Ты женат?

Кашель, плевок.

– Еще нет. – Зубы обнажились в ухмылке. – Но богачам-то ведь всё по карману, ага?

– В знак, не сомневаюсь, успешного сотрудничества, – причем в мою пользу, подумал Горлас про себя, – я готов вложиться в покупку усадьбы. Ты внесешь свою долю под небольшой процент, а остальное…

– Правда? Что ж, благородный сударь, это было бы прекрасно. Таки-да, прекрасно. Можно устроить.

А когда ты помрешь, не оставив наследников, у меня будет еще один дом в Усадебном квартале.

– Всегда рад помочь, – сказал Горлас с улыбкой. – Мы – люди, добившиеся успеха в жизни – должны всячески поддерживать друг друга.

– Согласен. Полностью согласен.

Снизу поднимались дым и вонь, гулкие возгласы, натужное мычание волов, тянущих перегруженные телеги. Горлас Видикас и умирающий горный мастер наблюдали за картиной сверху, и каждый был очень доволен собой.

Драсти высунулся из расселины, держа перед собой свечку, и чья-то мозолистая рука схватила его за запястье, потом начала тянуть – на удивление осторожно: значит, Бэйниск, умудренный опытом шестнадцатилетний ветеран этих рудников. Половина лица у него была покрыта ожоговыми рубцами, но голубые блестящие глаза чудом не пострадали. С веселой улыбкой он помог Драсти встать на ноги.

– Ну что, крот?

– Есть железо, чистое и холодное. Жила шириной в три моих ладони.

– А воздух?

– Ну я ведь вернулся.

Бэйниск рассмеялся и хлопнул мальчика по спине.

– Отлично, тогда отправляйся в Пыхтелки. Заслужил вечерний отдых.

Драсти вздохнул.

– А можно я тут побуду?

– Что, Веназ опять донимает?

– Мне вообще везет на задир, – сказал Драсти.

– Видят, что ты умный, вот и завидуют. Слушай, однажды я его уже припугнул, и он знает: по второму разу я не повторяю, – поэтому приставать не будет. Кроты нам нужны целые и довольные – закон поселка. К тому же я в Пыхтелках главный. Ясно?

Драсти кивнул.

– Только ты редко там бываешь. И сегодня вечером не придешь.

– Не бойся, у Веназа сегодня наряд по кухне.

Кивая, Драсти подобрал сумку со снаряжением – более тяжелую, чем обычно – и направился наверх. Ему нравилось в шахтах – если, конечно, воздух не разъедал легкие. В окружении камня он чувствовал себя защищенным. Особенно ему нравились самые узкие щели, куда, кроме него (и еще нескольких щуплых мальчишек), никто пролезть не мог.

До сих пор Драсти обходился почти без травм: один раз сломал палец на правой руке, но она ему нужна, только чтобы держать свечу. Подтягивать свое тело, скользкое от пота, невзирая на сырость и холодные капли, он мог и левой.

Драсти разведывал места, где еще не ступала нога человека. Или таскал тяжелые шланги в ледяные озера, после чего давал отмашку пускать насосы, а сам в подрагивающем свете свечи наблюдал, как падает уровень воды, обнажая необычные наросты на камнях или ямки, где водились крошечные слепые рыбки, которых, если поймаешь, можно набить в рот, пожевать и проглотить – так Драсти наполнял себя подземельем. Как и тем рыбешкам, ему часто не нужны были глаза; зрение заменяли чуткие пальцы, вкус и запах воздуха и камня, эхо от водяных капель и стрекота разбегающихся бледных многоножек.

Утром его отправили в разлом. Привязали веревки к лодыжкам и стали опускать, как грузило – ниже, ниже, на три узла, потом на четыре. Наконец Драсти уперся руками в теплый, сухой камень; в пещере было душно и пахло серой. В насыщенном парами воздухе свечка вспыхнула ярким пламенем.

В желтом свете он огляделся и увидел, что у стены, привалившись к камню, сидит мертвец. Весь высохший, с впалым лицом и пустыми глазницами. Ноги у него раздроблены, видно, от падения; осколки костей торчат из пергаментной кожи.

Мертвец укутан в меховую накидку наподобие одеяла, возле костлявой руки лежит полуистлевшая сумка, а в ней две роговые кирки, костяной кернер и каменная киянка. Рудокоп или шахтер, как и сам Драсти. Живший очень и очень давно.

Он сделал еще шаг, не сводя глаз с удивительных инструментов, которые был бы не против забрать. И тут труп заговорил.

– Не стесняйся, детеныш.

Драсти отскочил назад, сердце неистово забилось о ребра.

– Демон!

– Нет, не демон. Покровитель рудокопов – возможно, но не демон.

От резкого движения свеча потухла. Звучный голос мертвеца, мерный, как волны, накатывающие на песчаный берег, доносился из кромешной темноты.

– Я Дев'ад Анан Тол, имасс из клана Иринтал, когда-то жившего на побережье Ягра-Тиль. Тиран Рейст поработил нас и отправил под камни, где мы все и умерли. Выжил только я.

Трясущимися руками Драсти поднес свечку к зажигалке, вставил промасленный фитиль в раструб. Трижды нажал на педаль, создал искру, и огонек снова вспыхнул.

– Интересный фокус.

– В трубке голубой газ. Его мало, нужно то и дело заправлять. Наверху есть специальные пузыри. А почему ты не умер?

– У меня было время поразмыслить над этим вопросом, детеныш. Для моего нынешнего состояния есть лишь одно объяснение: Обряд Телланна.

– Тот, который породил ужасных т'лан имассов?! Дядя Остряк мне рассказывал! Армия нежити у Черного Коралла – он своими глазами их видел! Они встали на колени, и их боль вобрал в себя человек, который потом умер, потому что боли было слишком много, а ему насыпали курган, и дядя Остряк плакал, правда, я не верю, потому что он такой большой и лучший воин во всем мире, такой никогда не заплакал бы!

Драсти замолк, переводя дух после скороговорки. Сердце у него по-прежнему отбивало дробь, как град по жестяной крыше.

Имасс по имени Дев'ад Анан Тол молчал.

– Эй? – позвал Драсти.