— Да что случилось, скажите толком? — Егор повернулся к Странникову.

Тот вяло махнул рукой без особых эмоций:

— Логичен исход. Сознательно к этому шёл, гад.

— Как ты так можешь? — картинно вскинул руки Задов. — Человек с последней надеждой к тебе обратился! Больше ему защиты не сыскать!

— Его место в тюрьме, — поморщился Странников. — Ты — дитё малое, Жорик, если не прикидываешься.

— Василий, что ты говоришь, побойся Бога!

— А-а-а… — отвернулся тот, заскользил взглядом по столу в поисках водки. — Негодяй, натворил столько!.. Невесту собственными руками сгубил и дурачком прикидывался!

— О ком вы?! — затряс Ковригин Задова.

— Неужели вам не ясно? — опустил голову артист. — Арестовали Павла Тимофеевича Глазкина, председателя губернского суда, и половину его судей!.. Ваш Турин средь бела дня лично конвоировал его через весь город в «Белый лебедь». Зачем, зачем он трагедию обратил в фарс? Чтобы любовалась и смеялась чернь? О времена, о нравы!..

Часть седьмая

«Астраханщина»

I

Среди своих в краевой прокуратуре гулял слушок насчёт Громозадова, что не слыл Демид никогда тонким тактиком, а уж дальновидным стратегом тем паче, однако тернистую да вязкую дорожку от постового до сыскного агента, а там и до следователя прокуратуры протаранил, не в пример некоторым, без лохматой руки, подхалимства и других нелестных качеств, а за счёт собственной дублёной кожи, способной терпеть, и умения слушать более опытных товарищей, не перечить начальству.

Судьба смилостивилась над ним, бросила случай словно кость: угодила под злодейский нож известная актрисочка, после концерта раньше обычного заспешившая домой — плохо себя почувствовала; троих сразу на месте взяли, не успели бандиты даже от краденого избавиться. Дело штучное, могло и подождать, но театральная общественность и актёрская труппа подняли шум, а в отделе Лавра Ильича Отрезкова со следствием всегда аврал, ни одного мало-мальски свободного человечка, он на Демида глаз и положил. Тот в квартире осмотр производить помогал, в задержании бандитов участвовал — владел ситуацией.

— Надо так надо, — кивнул, — только поможете, если чего?..

— Это за мной, — тут же заверил Отрезков. — Забирай бумаги и не кашляй, а контроль за делом, считай, я уже установил. Заминка какая — беги со всех ног, не стесняйся.

Сказал и забыл, другие дела закрутили начальника, но Демид его и не допекал, через несколько суток принёс готовое дело.

— Можно в суд? — не поверил Отрезков.

— Читайте.

— Да ты у нас!.. — только и сказал начальник, однако не поскупился: отметили Демида Тимофеевича Громозадова в приказе за исполнительность и усердие, тут же сунули ему ещё несколько делишек по мелочи для расследования, а потом послали на курсы — прибрала его к своим рукам судьба по-настоящему, да и ехать никого другого не нашлось, у всех следователей, как назло, дел по горло, а Демид свободен; заикнулся было розыскник за подчинённого, что не по назначению, мол, использован будет, но разве Отрезкову кто возразит? Сам Берздин, краевой прокурор, скомандовал!

А с курсов возвратился Громозадов с благодарственным письмом — науки грыз, с занятий не бегал, юбками не увлекался и в общежитие не водил лиц противоположного пола, к зелью же вообще пристрастия не имел. Кроме всего, наградили его там удивительным жёлтым портфелем, правда, из кожзаменителя, но зато с множеством отделений. Из-за огромных размеров назвать следовало сей презент чемоданом, баулом, саквояжем — подходило всякое, но Демид, как обычно, упёрся на своём — «портфель криминалиста», и хоть разбейся, возразить ему или перечить никто не смог. На что уж известный авторитет Тит Нилович Городецкий, обозрев со всех сторон чудо, глубокомысленно затянулся несколько раз трубкой, поморщился, вспоминая ещё царские времена, развёл длинные руки в стороны, раскрыл было рот, но упёрся в красную физиономию Громозадова и, крякнув, не вымолвил ни слова против.

В портфеле плотно размещалась всяческая утварь для следственного работника, что называется, от иголки и шила до — мама родная! — настоящего мизерного микроскопчика. А прежде всего несколько связок сносной писчей бумаги в линейку со всевозможными штампами, шапками-названиями: «акт на нарушителя», «акт о нарушении», «акт осмотра места происшествия», «акт изъятия вещественных доказательств» и так далее в том же духе, но главное — объёмный сборник с вопросами, коими следовало начинать и в обязательном порядке заканчивать допросы свидетелей, потерпевших и лиц, задерживаемых в качестве подозреваемых. Разработано всё это было там же, на курсах, рекомендовано распечатать на местах и использовать в работе, разослав и по губернским подразделениям, что привело в большую радость начальство краевой прокуратуры и прежде всего самого товарища Берздина. Поначалу он даже собрался изъять портфель у опешившего курсанта и хранить его на стенке актового зала для всеобщего обозрения в качестве учебного пособия для занятий, но кто-то пошутил или озаботился всерьёз — не растащат по частям содержимое? И Громозадов тут же выставил аргумент — забытую в общей эйфории наградную бумагу, где чёрным по белому значилось, что портфель не общее достояние, а его личная награда, и ручкой блестящей, где это было выгравировано, застучал для пущей достоверности.

Тит Нилович Городецкий, так и не отводящий от чудесного портфеля завистливых глаз, попробовал было опять затянуть своё:

— Награда, конечно, особая… но обществу она пользы больше принесёт при умелом применении.

И Отрезков отмахнулся на гравировку, мол, формализм, а сундучок со всем содержимым всё ж должен принадлежать криминалисту, которого по штату в отделе не имеется, а значит, подлежит направлению прямиком начальнику, в его распоряжение.

Поникшего Демида поддержал не кто иной, как сам Берздин. Побелев лицом от гнева, выхватил он из кобуры на общее обозрение знаменитый свой маузер, оружие великой революции, который из её героев мало уже кто носил, в моду входили иностранные кольты да браунинги, расцеловал сверкавшую на рукоятке маузера табличку с чеканкой: «Славному командиру красных чекистов Густаву Берздину за героические заслуги в борьбе с врагами» и горящим взором обвёл враз всех устыдившихся. Не проронил ни слова Берздин, спрятал оружие, но всем стало ясно, чей портфель и кто им будет впредь распоряжаться, а командир поставил точку:

— Не было у нас в штате такой единицы по вине безответственного бюрократа, так будет! Приближается десятилетний юбилей нашей власти, перевернули мы мир и многое сделать смогли за это время, чего врагам нашим и не снилось! Впереди, конечно, дел невпроворот, однако каждый день — это шаг вперёд, а не назад. Теперь будет у нас и должность криминалиста, а его самого я вам