Доверовский механизм, якобы альтернативный естественному отбору, никогда не смог бы ничего создать — не то что за миллион лет, но даже за срок, в миллион раз превышающий возраст Вселенной. И даже для миллиона вселенных, каждая из которых существовала бы в миллион раз дольше, чем наша, результат был бы тем же. Обратите внимание, что этот вывод никак принципиально не пострадает, если мы изменим первоначальное допущение Довера об 1 тыс. эволюционных шагов, необходимых для возникновения глаза. Даже уменьшив их число до 100 — что, скорее всего, неоправданно мало, — мы все равно вынуждены будем заключить, что количество пригодных для жизни сред обитания, которые должны ждать своего часа, чтобы быть заселенными в зависимости от того, какой случайный поворот предпримет эволюция вида, превышает миллион миллионов миллионов миллионов миллионов. Это меньше, чем мы насчитали в предыдущий раз, но все равно это означает, что почти каждая из заранее заготовленных доверовских “сред обитания” должна состоять менее чем из одного атома.

Имеет смысл объяснить, почему теория естественного отбора может при этом не опасаться симметричного разноса, основанного на аргументации, апеллирующей к большим числам. В главе 3 мы представляли себе всех теоретически возможных и реально существующих животных расположившимися на своих местах в гигантском гиперпространстве. Здесь мы делаем примерно то же самое, только в упрощенной форме: в каждой точке эволюционная траектория дает два ответвления вместо 18. Таким образом, все животные, какие в принципе могли бы возникнуть за 1 тыс. эволюционных шагов, сидят на сучьях огромного ветвистого дерева, общее количество ветвей которого равняется единице с 301 нулем. Любую эволюционную историю, происходившую в действительности, можно представить в виде некоего конкретного маршрута по ветвям этого дерева. Только очень немногие из возможных эволюционных маршрутов были пройдены на самом деле. Бóльшая же часть “дерева всех возможных животных” скрыта во мраке небытия. Кое-какие траектории, однако, светятся на этом темном дереве подобно электрическим гирляндам. Это те эволюционные истории, которые имели место в действительности, и, как бы они ни были многочисленны, доля занимаемых ими ветвей бесконечно мала на общем фоне. Естественный отбор представляет собой процесс, способный отыскивать дорогу сквозь чащу ветвей “дерева всех возможных животных” и выбирать именно те редкие маршруты, которые ведут к жизнеспособности. Теория естественного отбора неуязвима для той аргументации, основанной на больших числах, с помощью которой я атаковал теорию Довера, потому что самая сущность теории естественного отбора заключается в обрубании большей части ветвей. Этим, собственно, естественный отбор и занимается. Он пробирается, шаг за шагом, сквозь “дерево всех возможных животных”, стараясь избегать бесплодных сучков — то есть организмов с глазами на ступнях и т. п., появление которых теория Довера с ее своеобразной, вывернутой наизнанку логикой поневоле вынуждена допускать.

Мы обсудили все предполагаемые альтернативы дарвиновскому отбору за исключением одной, самой старой. Речь идет о той теории, будто жизнь была создана (либо же эволюция была направляема) разумным создателем. Опровергать любую конкретную версию этой теории — скажем, ту, которая изложена в книге Бытия (или их там было две?), — все равно что бить лежачего. Едва ли не у каждого народа был свой собственный миф о сотворении мира — так, библейский вариант был принят в одном племени ближневосточных пастухов, и у него не больше привилегий, чем у верований другого племени, уже из Западной Африки, считающего, что мир был создан из муравьиных экскрементов. Все эти мифы роднит между собой то, что в их основе лежит осознанное намерение некоего сверхъестественного существа.

На первый взгляд, следует провести четкую границу между “однократным сотворением” и “направляемой эволюцией”. Сегодня все хоть сколько-нибудь искушенные богословы уже отказались от веры в однократное сотворение. Доказательства в пользу того, что какая-никакая эволюция была, стали слишком уж непреодолимыми. Однако многие теологи, называющие себя эволюционистами, например епископ Бирмингемский, которого мы уже цитировали в главе 2, пропускают Бога с потайного хода, позволяя ему исполнять роль наблюдателя, следящего за течением эволюции и либо оказывающего влияние на ее ключевые моменты (особенно, разумеется, на ключевые моменты эволюции человека), либо вмешивающегося даже в каждодневные события и вносящего тем самым свой вклад в эволюционные преобразования.

У нас нет возможности опровергнуть такие верования, особенно если они предполагают, будто Бог позаботился о том, чтобы его вмешательство выглядело ровно так, как мы представляем себе эволюцию путем естественного отбора. Все, что мы можем сказать по поводу подобных убеждений, — это то, что, во-первых, они избыточны, а во-вторых, они исходят из существования того явления, которое нам больше всего хотелось бы объяснить. Речь идет об организованной сложности. Теория эволюции только потому и хороша, что она может объяснить возникновение упорядоченной сложности из первозданной простоты.

Если мы принимаем без доказательств существование божества, способного создать весь сложно устроенный мир — неважно, за одно мгновение или управляя процессом эволюции, — то это божество само по себе уже должно быть необычайно сложным. Креационист — будь то пустомеля-проповедник или образованный епископ — просто-напросто исходит из того, что поразительный разум и необычайная сложность существуют изначально. Но раз мы можем позволить себе роскошь постулировать существование организованной сложности, не предлагая для нее никакого объяснения, то почему бы нам тогда не упростить себе задачу и не принять сразу как данность ту жизнь, что нам известна?! Короче говоря, божественное сотворение мира — как одномоментное, так и в форме “направляемой эволюции” — пополняет собой список тех теорий, которые мы рассматривали в этой главе. Все они на первый взгляд производят поверхностное впечатление альтернатив, противопоставляемых дарвинизму и поддающихся проверке фактами. При более внимательном рассмотрении оказывается, однако, что эти теории дарвинизму вовсе не соперницы. Эволюция путем накапливающего естественного отбора — единственная из известных нам теорий, в принципе способная объяснить существование организованной сложности. Даже если бы факты говорили против нее, это все равно была бы лучшая теория из имеющихся! В действительности же факты ее поддерживают. Но это другая история.

Давайте подводить итоги. Самая суть такого явления, как жизнь, сводится к грандиозной по своему масштабу статистической невероятности, и потому это явление можно объяснять чем угодно, но только не случайностью. Истинное объяснение существования жизни должно быть воплощенной противоположностью случая. Именно такой противоположностью является неслучайное выживание, если понимать его правильно. Если же понимать его неправильно, то неслучайное выживание будет не антитезой случайности, а случайностью как таковой. Между двумя этими крайностями существует непрерывный континуум промежуточных вариантов, и это тот же самый континуум, который ведет от одноступенчатого отбора к накапливающему отбору. Одноступенчатый отбор — это не более чем синоним “случайного стечения обстоятельств”. Его-то я и имел в виду под неправильно понятым неслучайным выживанием. А накапливающий отбор, действующий медленно и постепенно, способен объяснить существование сложных живых устройств. И это единственное удобоваримое объяснение, которое когда-либо выдвигалось.