– Спасибо, но обезболивающего мне уже достаточно… – невнятно пробормотала она: мешала опухшая губа.

В этот момент подъехали машины МЕК. Бронированные черные автомобили без мигалок выстроились на парковке в линию.

Прибывшие мужчины и женщины были в шлемах, бронежилетах и со щитами. Некоторые осматривали территорию, другие побежали к машинам, а оставшиеся заняли позицию вокруг здания бассейна, ожидая дальнейших приказов.

Санитар в ужасе поднял глаза.

– Что случилось?

– Уже ничего, – ответила Сабина. «Как раз вовремя», – язвительно подумала она.

Среди коллег находились Тина Мартинелли и Дирк ван Нистельрой. Оба были с оружием и в бронежилетах. Они быстро подбежали к машине скорой помощи, в которой лежала Сабина.

– Кто этот мужчина на земле? – крикнул Дирк ван Нистельрой, заглянув к ней в кузов.

– Отец Франка Айзнера. Его нужно…

– Задержать! – закричал ван Нистельрой и убрал пистолет в кобуру.

– Почему так долго? – спросила Сабина.

– Неужели я слышу критику? – упрекнул он ее.

– С чего вы взяли? Такого я бы себе не позволила. – Она на мгновение прикрыла глаза.

– Мы на какое-то время потеряли сотовый сигнал Томаса Хардковски и перекрыли территорию большей площади, – сказал в свое оправдание ван Нистельрой.

– Это датчик помех, блокирующий радиочастоты, – объяснила Сабина.

Тина стояла рядом с ван Нистельроем и озабоченно смотрела на нее. «Все в порядке?» – одними губами спросила она.

Сабина улыбнулась.

Ван Нистельрой взглянул на другую машину скорой помощи, в которой лежал Снейдер, затем снова на Сабину.

– А где Хардковски?

– В здании бассейна лежат трупы Ломана и Клауса Тимбольдта. Франк Айзнер арестован и находится вон в том красном минивэне.

Дирк ван Нистельрой выслушал эту информацию со стоическим спокойствием.

– А где Хардковски?

Сабина продохнула:

– Он от нас ушел.

Сабина стояла перед зданием суда и смотрела вверх по широкой лестнице, ведущей к входу. Был погожий августовский день, но ее немного знобило, потому что ветер дул вдоль тротуара и собирал первые опавшие листья в маленькие кучки.

Она только что получила эсэмэс:

«Как дела?»

Сабина быстро напечатала ответ:

«Спасибо, хорошо, скоро все закончится».

Сообщение было от Марка Крюгера, IT-специалиста из БКА.

«Ты обещала сходить со мной в кино», – напомнил он ей.

«Как насчет сегодня? Но только не на научную фантастику», – ответила она.

«О’кей, компромисс, пойдем на спецпоказ, посмотрим, что там», – предложил он.

«Хорошо, не могу больше писать», – быстро напечатала она и убрала телефон, потому что уже открылась дверь, и на мраморной лестнице появился Снейдер.

Как всегда, на нем были блестящие лакированные ботинки и черный дизайнерский костюм с галстуком. Лысина блестела, а черные бакенбарды до подбородка выбриты в ровную тонкую линию.

На Сабине тоже был элегантный костюм. Все-таки сегодня последнее слушание перед комиссией, которая занималась расследованием стрельбы в бассейне. А также третий день судебного заседания в заново поднятом деле Хардковски.

В отличие от Сабины Снейдер выздоровел не полностью: его рука все еще висела на повязке. «Как театрально!» Все-таки с тех событий в бассейне «Аквамарин» прошло уже два месяца.

Снейдер спустился по ступеням и встал рядом с ней.

– Как все прошло? – спросила она.

– Отлично. Франк Айзнер во всем признался. Таким образом, смерть семьи Хардковски и все актуальные убийства полностью раскрыты, – сообщил он ей. – Три коллеги из службы ведомственного надзора, прокурор, судья и майор из тюрьмы Бютцов, которые были причастны к делу, отстранены от службы, против них выдвинуты обвинения. Судебный психолог, который проводил психологическую экспертизу и уже на пенсии, тоже с ними повязан. Все они находились в так называемом списке пожертвований Айзнера. Только отец помогал ему из преданности и ненависти к Харди. Таким образом, крысиное гнездо разорено, но после судебного процесса делу наверняка снова присвоят гриф конфиденциальности, чтобы избежать скандала в СМИ. Сомневаюсь, что хоть какая-то информация станет известна общественности.

– И каждый участник будет молчать в собственных интересах. – Сабина кивнула. Так и случится. Снейдер был прав, жизнь – это серая зона. И она уже смирилась с этим, хотя ей и не нравилось то, что она мельком увидела за кулисами.

Сабина подробно изучила документы следственного дела. Дитриху Хессу ввели в его загородном доме то же парализующее вещество, что и Сабине в доме Франка Айзнера, – но она выжила.

Коллеги из криминалистического отдела проанализировали следы пороха на одежде Рорбека. Как на одежде, так и на его коже были обнаружены остатки порохового заряда. Баллистики проанализировали пулевой канал и подтвердили, что пуля отскочила от металлического предмета, и таким образом Рорбек сам застрелил своего сына.

Однако кое-что выяснить уже не удастся: Тимбольдт ли усыпил снотворным свою жену и усадил ее в машину? Но Сабина была уверена, что именно так все и произошло. А вот Анна Хагена и Геральд Рорбек действительно покончили жизнь самоубийством без постороннего вмешательства.

Отца Франка Айзнера обвинили в даче ложных показаний двадцать лет назад и покушении на Сабину, а Франка Айзнера – в убийстве семьи Харди, Катарины Хагены, Дианы и Дитриха Хесс, а также в покушении на Кржистофа и Сабину. Таким образом, пожизненный срок в Бютцове был ему обеспечен.

– А что будет с Харди? – спросила Сабина.

Снейдер посмотрел вниз по улице.

– Он был бы важным свидетелем по делу, но его поиски прекращены. Они все равно его не нашли бы. Он работал в отделе БКА по борьбе с наркотиками, а в тюрьме научился еще паре хитростей. – Снейдер сунул руку в нагрудный карман пиджака и достал открытку, которую без комментариев передал Сабине.

– Из Уругвая? – удивилась она. – Договора с Германией о взаимной выдаче преступников нет, – заметила она, рассматривая морское побережье Монтевидео. Текст на обратной стороне состоял из одного лишь предложения:

«Купили асьенду и открыли школу для глухих, где Нора преподает язык жестов».

Сообщение было подписано закорючкой, которая походила на «Харди & Нора».

– Значит, я правильно поступила? – неуверенно спросила Сабина.

– Никогда не сомневайтесь в своих решениях, – сказал Снейдер.

В груди у нее растворился комок, который давил уже несколько недель и становился все больше. Впервые с той ночи в бассейне «Аквамарин» она могла свободно дышать. Даже если Харди не был невинной овечкой, возможно, в ту ночь она все же сделала что-то хорошее.