За все это время нам только дважды попадались поселения людей. Деревушку Шалопан населяло племя гуаве, отличавшееся угрюмым, неприветливым нравом. Они приняли нас без тени радушия и запросили за ночлег непомерную плату, однако пришлось согласиться. Еду предложили просто отвратительную: жирную похлебку из почек и сала опоссума, но, с другой стороны, это позволило сберечь наши собственные, неуклонно уменьшавшиеся запасы провизии. Вонючие хижины, куда нас разместили на ночлег, кишели паразитами, но, по крайней мере, защищали от пронизывавшего ночного ветра. В другой деревне, Неджапа, мы встретили гораздо более радушный прием: нас разместили со всеми удобствами, хорошо накормили да еще и дали в дорогу яиц. К сожалению, жили в этом селении чинантеки, подверженные, как я уже говорил, болезни, которую вы называете «пегой». Мы знали, что заразиться можно, только переспав с их недужными женщинами, а такого искушения ни у кого из нас не возникло, но одного лишь вида этих несчастных, покрытых синими пятнами и прыщами, было достаточно, чтобы почувствовать зуд.

Руководствуясь имевшейся у меня примитивной картой, мы старались, чтобы ночные привалы приходились на лощины между горами. Обычно нам удавалось найти там хотя бы тоненький ручеек и поросль мексиканского салата, болотной капусты или еще какой-нибудь съедобной зелени. Однако важнее было другое: в низине рабам не приходилось тратить полночи на то, чтобы добыть трением огонь, тогда как на высоте, где воздух разрежен, высечь искру, чтобы воспламенить трут и разжечь костер, было очень трудно. Однако поскольку никто из нас, кроме Пожирателя Крови, никогда не проходил этим путем раньше, а запомнить все бесконечные подъемы и спуски не мог и он, частенько случалось, что темнота заставала нас врасплох – на подъеме или на спуске со склона очередной горы.

В одну из таких ночей Пожиратель Крови заявил:

– Мне надоело трескать собачатину и бобы, к тому же, учтите, у нас осталось всего три собаки. Это страна ягуаров. Вот что, Микстли, мы с тобой сегодня не ляжем спать и попытаемся добыть одного.

Он рыскал по лесу вокруг нашего лагеря, пока не нашел трухлявую, пустую внутри деревяшку, от которой отломил кусок длиной примерно с предплечье. Подняв шкуру одной из маленьких собачонок, тушку которой Десятый в тот момент варил на костре, Пожиратель Крови натянул эту шкуру над одним концом полого полена, обвязав ее бечевкой, словно делал примитивный барабан. Затем старый воин проткнул в натянутой собачьей шкуре дыру, через которую пропустил длинную тонкую полоску сыромятной кожи и покрепче завязал, чтобы она не проскользнула сквозь шкуру. Теперь эта кожаная струна оказалась внутри барабана, куда Пожиратель Крови и запустил с другого, открытого конца свою ручищу. Он начал водить мозолистым пальцем вверх-вниз по полоске кожи, а собачья шкура усиливала скрежещущий звук, делая его похожим на ворчание ягуара.

– Если поблизости есть хоть один огромный кот, – сказал старый солдат, – природное любопытство приведет его к нашему костру. Но он подберется осторожно, с подветренной стороны, и будет наблюдать издалека. Поэтому мы сами направимся ему навстречу, найдем в лесу укромное место и устроим засаду. Ты, Микстли будешь извлекать пальцами звуки из этого чурбана, а я спрячусь на расстоянии надежного броска копья. Дымок от костра, приносимый ветром, не позволит ягуару почувствовать наш запах, а твоя музыка возбудит в нем любопытство, которое и заставит зверя выйти прямо на нас.

Мне не особенно хотелось стать приманкой для ягуара, однако я внимательно изучил манок Пожирателя Крови и научился изображать урчание, рык и короткие всхрапы ягуара. Поужинав, Коцатль и рабы завернулись в одеяла, а мы с Пожирателем Крови отправились на ночную охоту.

Когда костер превратился в далекий мерцающий огонек, но мы еще продолжали улавливать ноздрями слабый запах дыма, Пожиратель Крови указал на прогалину, за которой находилась пещера наподобие одного из входов в катакомбы Святого Дома. Он, пригибаясь к земле, скрылся из виду, а я, усевшись на валун, запустил руку в полость своего манка и принялся извлекать из него ворчание, урчание и рык.

Звуки настолько походили на те, что издает в действительности этот огромный кот, когда подкрадывается, что у меня, хоть я и знал, каково их происхождение, по коже забегали мурашки.

В голову невольно лезли всякие байки, слышанные от опытных охотников: будто бы ягуару нет нужды подкрадываться к своей жертве вплотную, потому что одно лишь его дыхание парализует ее и делает беспомощной даже на расстоянии. Уверяли, якобы охотнику необходимо иметь под рукой не меньше четырех стрел, ибо ягуар способен не только увернуться от выстрела, но и имеет обыкновение, дабы оскорбить стрелка, схватить его стрелу зубами и разжевать в щепки. Следовательно, охотник должен как можно быстрее выпустить четыре стрелы подряд, в надежде на то, что хоть одна из них попадет в цель. На пятую стрелу времени у человека уже не останется, ибо дыхание хищника лишит его воли.

Я попытался отвлечься от этих мыслей, разнообразя извлекаемые из манка звуки, и мне показалось, что все эти стоны, мурлыканье и урчание получаются у меня неплохо. После одного особенно удачного рыка я даже выпустил из руки струну, призадумавшись, не сделать ли из этого манка новый музыкальный инструмент для каких-нибудь церемоний, тем паче что у меня есть возможность прославиться в качестве единственного исполнителя.

Но этим мечтам положил конец донесшийся до моего слуха другой рык. Настоящий. Я похолодел от страха. В нос мне ударил своеобразный, отдающий мочой запах, и, несмотря на слабое зрение, я заметил, что позади и слева от меня во тьме скользит еще более темная, чем окружающая ночь, тень. Из тьмы вновь послышался рык – погромче и с вопросительной ноткой. Из последних сил я стал водить непослушным пальцем по струне, надеясь, что издаю приветственное урчание. А что мне еще оставалось?

Потом во мраке зажглись два холодных желтых огонька, а мою щеку неожиданно обдало резким ветром. Я уже было решил, что настал мой смертный час. Но в этот миг желтые огоньки погасли, а тьма огласилась истошным воем – такой могла бы издать женщина, чью грудь вскрыла на алтаре неловкая рука неопытного жреца. Оборвавшись, вой сменился бульканьем и хрипом; при этом вокруг стоял страшный треск: раненый ягуар явно ломал все окрестные кусты.

– Прости, что мне пришлось подпустить его так близко, – произнес совсем рядом со мной Пожиратель Крови. – Но чтобы наверняка поразить цель, мне нужно было видеть блеск глаз ягуара.

– Ты уверен, что это был ягуар? – спросил я, ибо в моих ушах все еще звучал этот ужасный, совершенно человеческий крик, и я боялся, что мы случайно убили бродившую в темноте женщину.

Но тут треск прекратился, и Пожиратель Крови торжествующе произнес:

– Прямо в легкое. Совсем недурно для броска наугад. – Потом, видимо склонившись над мертвым хищником, он пробормотал какое-то проклятие.

У меня просто упало сердце: наверняка сейчас Пожиратель Крови признается, что по ошибке пронзил копьем какую-нибудь несчастную, заблудившуюся в ночном лесу женщину, покрытую язвами и синими пятнами. Но вместо этого он сказал: