– Красная ракета прямо по курсу!

Мигом позабыв о своих мучениях, Эндрю резко выпрямился и, как всегда, больно стукнулся макушкой о низкий потолок батарейной палубы.

– Поднимаюсь наверх, – сказал он О'Мэлли, потирая ушибленное место и морщась от боли.

Эндрю начал подниматься по лестнице. Тут же, не сговариваясь, О'Мэлли начал подталкивать его снизу, а возникший возле люка Буллфинч вытягивать наверх. Пару секунд спустя Эндрю сидел на полу рулевой рубки, ошеломленно мотая головой. Наконец он поднялся и кое-как выполз на крышу.

– Передняя галера, – сообщил Буллфинч, снова поднимая подзорную трубу, – несомненно, она разворачивается. Это может означать только одно.

– Мы наткнулись на них, – резко произнес Эндрю.

Буллфинч подтвердил это предположение.

– Пора дать команду кораблям занять места согласно боевому расписанию! – возбужденно воскликнул он.

Эндрю чувствовал себя несколько не в своей тарелке, к тому же его опять подташнивало. Тем не менее он постарался принять бодрый вид и энергично кивнул.

– Сигнальщик! Вывесить флаг «Обнаружены корабли противника»!

Матрос бросился к деревянной мачте, укрепленной на крыше рулевой рубки. Открыв ящик, стоявший у основания мачты, он вытащил большой красный сигнальный флаг и поднял его наверх. Выше реял штандарт 35-го полка, а на самой вершине мачты развевался флаг Северных штатов.

Бросив взгляд на «Геттисберг», следующий параллельным курсом, Эндрю дружески помахал Майне. Над «Геттисбергом», шедшим под знаменем Руси, вознесся такой же красный флаг.

Вскоре красные предвестники боя реяли на мачте каждого из кораблей, рассекавших пенные гребни Внутреннего моря. С галер, скрывавшихся за кормами десяти броненосцев, доносились задорные крики.

– С боевым духом у нас полный порядок, – заметил Буллфинч. – Не пора ли приступить к делу? Эй, я их вижу!

Эндрю оперся на рулевую рубку и поднес к глазам полевой бинокль. Море волновалось. Рискуя потерять равновесие, Эндрю широко расставил ноги и посмотрел на запад.

Какое-то время он ничего не замечал. Затем над поверхностью моря обрисовались какие-то темные силуэты. Вдруг он заметил вспышку, затем целую серию вспышек.

– Что это за свет?

– Отблеск от весел. Под определенным углом в них можно смотреться, как в зеркало.

– Так, значит, это всего лишь галеры.

– Я вижу два столба дыма. Через минуту мы все разглядим лучше.

Эндрю опустил бинокль. На него опять накатило. Он так привык к этой процедуре, что его уже не волновало, где блевать и наблюдает ли за ним кто-нибудь. Встав на колени, он подполз к краю орудийной башни, стараясь все же оказаться подальше от орудийного порта. Наконец, судорожно хватая ртом воздух, Эндрю снова поднялся на ноги.

Взгляд Буллфинча был полон сочувствия.

– Может быть, когда начнется заварушка, это пройдет, сэр.«Может быть, меня убьют, и эта пытка закончится», – мрачно подумал Эндрю. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким несчастным. Когда он находился между жизнью и смертью после Геттисберга, его боль угнездилась в руке и голове, а не в желудке. Эндрю с радостью променял бы свое нынешнее состояние на тогдашнее.

– Знаешь, если я попаду в ад и черти выберут мне самые страшные мучения, они посадят меня на корабль, – простонал он.

– Ну, как наши дела? – Из люка высунулась голова Эмила, и доктор внимательно посмотрел на Эндрю.

– Как обычно.

Эмил поставил перед ним большую кружку:

– Не отказывайся. Это мясной бульон – выпей.

– Все равно он во мне не удержится.

– Твою мать, выпей его и постарайся сдержать себя. Через пару минут тебе понадобятся все твои силы.

Дрожа, Эндрю взял кружку и заставил себя сделать глоток. Он уже знал, что после приступа у него будет небольшая передышка перед тем, как пытка возобновится. Горячий напиток согрел его изнутри, и Эндрю допил остатки.

– Теперь мне хотя бы будет чем блевать, – просипел он, возвращая кружку Эмилу.

– Сэр, я вижу всего два броненосца, следующие позади галер. Неприятельский флот отступает.

– А где же их остальные корабли?

– Возможно, он оставил их в Суздале, – предположил Буллфинч.

– Вряд ли. Раз он знал, что мы приближаемся, он должен был идти нам навстречу во всеоружии.

– Может быть, он недооценил размеры нашего флота? – спросил Эмил. – А теперь, когда увидел, как мы сильны, решил отступить.

– Позови сюда Василия, Эмил.

Доктор исчез в люке и вскоре вновь появился на крыше башни вместе с русским моряком.

– Что там впереди, Василий? – спросил Эндрю, указывая на берег.

– В четырех верстах отсюда мыс Святого Григория, сэр. Мы так называем его, потому что эта скала напоминает голову нашего святого. Оттуда день плавания до Руси, двадцать верст до того места, где вы впервые появились в нашем мире. Видите, их корабли исчезают за мысом.

Эндрю посмотрел на море, но увидел только мелькающие точки.

– Что с той стороны мыса?

– А, там отличное место для рыбалки. Можно встретить даже больших китов. Очень глубоко, и крутые скалы с трех сторон.

– Так там залив?

– Да, залив.

– Он ждет нас там, – спокойно произнес Эндрю. – Этот ублюдок заманивает нас в ловушку, чтобы ударить сбоку.

Он снова посмотрел вперед, прикрывая ладонью глаза от солнца. Его очки запотели. Эндрю с проклятием сорвал их и протянул Эмилу. Одним из неудобств, связанным с потерей руки, стало то, что он больше не мог сам вытирать собственные очки. За последние дни Эндрю обнаружил у себя слишком много слабостей, в которых он раньше не хотел признаваться ни другим, ни себе.

Эмил послушно вытер стекла и вернул очки Эндрю.

«Значит, мы следуем прямо в приготовленную ловушку», – подумал Кин. Раньше именно он всегда старался застать неприятеля врасплох, заставляя его вести бой на своих условиях.

Эндрю обвел взглядом свой флот. Шесть броненосцев располагались справа от него, в пятидесяти ярдах один от другого. Самый крайний находился менее чем в ста ярдах от берега. Остальные три корабля были слева от «Суздаля». В нескольких сотнях ярдов позади шли галеры, разбитые на десятки. Далеко на востоке едва виднелось облако дыма. Это Дмитрий пытался догнать остальных на своем броненосце, превращенном в бутафорский корабль. Эндрю понял, что ему это не удастся, и снова перевел взгляд на запад. – Каковы будут распоряжения, сэр? – спросил Буллфинч.