Завороженный требовательным голосом собеседника, Фрасист Богх подчинился. Его лиловая ряса скользнула на пол, и он расстегнул боковые застежки пурпурного облегана. Он освободил голову, шею, руки, плечи и опустил облеган до пояса. Сквозняки облизали ему кожу, и по спине побежали мурашки.

Муффий знаком подозвал его, потом резким движением приложил небольшую пластину к груди кардинала. Его грудь и живот пронзила ужасающая боль, он закричал и отпрыгнул назад. Пластина жгла ему кожу. Ему показалось, что на теле от шеи до лобка появилась открытая гноящаяся рана.

— Боль скоро утихнет, — пробормотал Барофиль Двадцать Четвертый. — Это — электромагнитная пластина для автоматической пересадки под кожу. Она обладает двумя достоинствами. С одной стороны, ее не обнаружит никакая система обследования, даже та, которой пользуются медики епископского дворца. Теперь она стала неотъемлемой частью вашего тела, как любой жизненный орган. С другой стороны, она будет регулярно посылать подсознательные импульсы, которые вынудят вас возвращаться к своим воспоминаниям, будут направлять вас на пути, которые вам понадобится изучить... Как вы себя чувствуете?

Фрасист Богх бросил взгляд на грудь и увидел, что пластина ушла под кожу, не оставив ни малейшего следа. Ни малейшего шрама. Кожа, как обычно, выглядела гладкой и шелковистой. Только легкая дрожь в районе солнечного сплетения свидетельствовала о присутствии чужеродного тела в его организме.

— Я больше не ощущаю никакой боли, ваше святейшество.

— Мы должны спешить, поскольку у нас остается всего четыре минуты... Эта пластина, кроме всего прочего, приведет вас в тайную библиотеку дворца, код доступа в которую она также предоставит. Там вы найдете маленькую кинокнигу, в которой Крейц разъясняет эффективный метод защиты человеческого мозга от чуждых ментальных волн. Крейц тоже был наставником индисской науки. Это уточнение открывает вам причины, заставившие сенешаля Гаркота избавиться от меня. Он, как и мы, использовал викариев, но у нас было преимущество — мы двигались по знакомой территории... Так вот, дорогой наш сын, ты готов к принятию священной тиары муффия, получению перстня с джулианским кориндоном и печати, предметом зависти многих... Последнее уточнение: эту пластину, крохотное чудо техники и ума, изготовил величайший специалист, который, к несчастью, погиб в катастрофе личного кара. У нас столько крови на руках... Чуть больше, чуть меньше, разве это изменит приговор? Отныне ты единственный человек во вселенной, который знает о существовании этого аппарата. Он постепенно восстановит, всем сердцем надеюсь на это, целостность твоего духа. Он подскажет тебе действия, которые на первый взгляд покажутся непоследовательными, смешными: к примеру, посоветует составить ментальные мемуары в полном соответствии с ожиданиями сенешаля и викариев об участи понтифика. Он увлечет тебя в тайные схватки, в бездны насилия и крови...

— А если в последний момент викариат откажется от моей кандидатуры? — спросил Фрасист Богх, одеваясь. — Если один из моих конкурентов сумеет убедить викариев подделать результаты голосования в свою пользу?

— Не бойся, мой дорогой Фрасист! У оскопленных нет мошонки, но мысли в их головах последовательны. У нас осталось всего несколько секунд. Прощай, и пусть Крейц поможет тебе преуспеть там, где потерпели неудачу мы. Никаких колебаний, когда подаришь нам последний поцелуй: еще никогда жертва не была более послушной и счастливой, умирая от рук назначенного ею убийцы. Удачная смерть, быть может, исправит недостатки испорченной жизни...

Муффий закрыл глаза и откинул голову назад, словно открывая шею своему палачу. Обескураженный Фрасист Богх машинально щелкнул застежкой рясы. Светошары заливали комнату белым светом. Он спросил себя: а не снится ли ему все это, не проснется ли он внезапно в своих апартаментах в епископском дворце?

Программа включилась в нужный момент. Короткие приказы полились в мозг Фрасиста Богха. Нацеленный на результат, он вдруг превратился в безжалостную машину-убийцу.

Он склонился над незнакомым стариком, одетым в белое, которого требовал устранить безликий внутренний голос. Большим и указательным пальцами он сдавил сонную артерию. Он ощутил подушечкам пальцев биение крови, потом уже обеими руками охватил шею и перекрыл доступ кислорода.

Старик не сопротивлялся, словно давно приготовился к смерти, но его костлявое тело сотрясли мощные спазмы, руки и ноги яростно колотили по воздуху. Жизнь, казалось, настолько глубоко въелась в это тщедушное тело, что покидала его с огромным трудом. Из приоткрытого рта вырвался предсмертный хрип.

Он сжимал руки все сильнее, пока старик не опустился на банкетку, как тряпка, а потом скатился на паркет. Проверив, что сердце жертвы остановилось, он разжал хватку. Его могучие пальцы, когти хищника, оставили на шее жертвы синие следы. Он поднял труп и уложил на банкетку. Осторожно закрыл глаза мертвого понтифика, уже подернутые ужасной фиолетовой вуалью. Потом спокойно направился к двери.

В середине второй ночи в коридорах епископского дворца в Венисии поднялась необычная суматоха. В комнату генерального секретаря, не постучав, вошел привратник и скорбным голосом, в котором слышались рыдания, объявил о смерти муффия Барофиля Двадцать Четвертого.

Эта новость не особенно удивила Фрасиста Богха. Разве викарии не сообщили ему на исходе последней тайной встречи, что тиран Церкви умрет сегодня ночью? Зря он сомневался в их эффективности: они нашли способ выполнить свой проект.

— Великое несчастье, — сказал он послушнику. — Сейчас оденусь и присоединюсь к вам в дворике башни муффиев.

Он встал, натянул рясу на ночной облеган. И вдруг осознал, что последним воспоминанием о вчерашних событиях было то, как он покидал Склеп Оскопленных в сопровождении одного викария и своих шести мыслехранителей. Затем начинался черный провал. Он пожал плечами: новые функции оказались такой нагрузкой для его тела и души, что он уже давно испытывал усталость, а потому, вероятно, стал жертвой временного недомогания и лег спать, не отдавая отчета в своих действиях.

В сопровождении мыслехранителей он появился во дворике башни муффиев, где столпилось большинство обитателей епископского дворца.

— Ваше преосвященство! Господин генеральный секретарь! Муффий скончался! — воскликнули, увидев его, возбужденные послушники.

Тут же находились и многие кардиналы, и под завесой их ментального контроля угадывалось, с какой яростью они поведут войну за наследство, начатую задолго до официального объявления о кончине Барофиля Двадцать Четвертого. Лучи подвижных прожекторов освещали клумбы и бортик бассейна, в котором отключили воду из уважения к покойному муффию.

Кто-то толкнул генерального секретаря в бок локтем. Фрасист Богх повернулся. На темном лице викария Жавео Мутева, его бывшего личного секретаря на Ут-Гене, сияла улыбка.

— Ваше преосвященство, для меня великое удовольствие и великая честь встретить вас! — заявил брат Жавео, низко кланяясь.

— Мне тоже приятно, брат Жавео, — ответил кардинал Богх. — Но мы собрались в крайне печальных обстоятельствах...