Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти годы без него, как только в кинематографической среде начинается дрязга, и меня пытаются исколоть, оболгать, я возвращаюсь к нему и, опять, с тем же накалом понимаю его чувства. Но опыт Сергея Фёдоровича мне очень много дал: помню, как он переживал и даже иногда пытался отвечать, а с демонами разговаривать не надо, эта «немощная дерзость» пусть остаётся при них. Один очень хороший человек, игумен Агафон из Свято-Николо-Тихонова монастыря (что в городке Лухе Ивановской области) мне сказал: «Никита Сергеевич, не отчаивайтесь и запомните: клевета ложится чёрным пятном на души клеветников, а вашу душу просветляет, поэтому не печальтесь из-за клеветы и знайте: она как очистительный ветер для души». Я это высказывание воспринял всерьёз, и оно мне очень помогает выстоять и выдюжить.
Ниша Бондарчука невосполнима, незаменима. Он был настолько обособлен в своей самобытности; он был настолько всегда нужен, именно на том месте, которое занимал, что мне до сих пор его не хватает. Очень! Не хватает его мощи, его иронии. Бывало, он только входил на «Мосфильм», или в Госкино, или в Союз кинематографистов, снующие «мыши» сразу по углам разбегались, только коготки по паркету царапали. Те самые «мыши», которые во времена нашествия разнузданной «свободы слова» обернулись «крысами» и травили своим ядом Бондарчука. Они и сейчас успокоиться не могут, да и не должны бы успокаиваться, потому что его отсутствие не освобождает их от страха перед его творениями, перед этой мощью как таковой. Они боятся его до сих пор. Да только немощны они перед ним.
Заметил я в тот горький день 24 октября 1994 года среди притихшего, плачущего людского моря и их перекошенные лица. Пришли на панихиду с тайной надеждой хоть постоять у стен, как они думали, поверженной крепости. Тяжко я переживал кончину Сергея Фёдоровича и, хоть глаза застилали слёзы, разглядел их бегающие глазки, их лицемерную скорбь. «Ничтожные, кусачие, злые, недовольные, напрасно вы думаете, что с уходом этой глыбы вам станет легче жить», – сказал я им в своей траурной речи. И всегда готов это повторить. Потому что в этом мире годы и десятилетия прекрасная чистая животворящая волна будет нести то, что сделал этот человек. Мощный. Искренний. Лукавый. Да, он лукавил, но он лукавил с безбожниками. А душа его всегда светла. Сергей Фёдорович может быть спокоен. Есть его семья, есть его товарищи-единомышленники. А главное – есть и всегда будет Россия. Благодарно кланяющаяся Россия, за всё, что им создано.
Ирина Бондарчук-Скобцева,
народная артистка России
Около 80 ролей в кино, среди них в фильмах: «Отелло», «Обыкновенный человек», «Неповторимая весна», «Поединок», «Аннушка», «Серёжа», «Суд сумасшедших», «Война и мир», «Зигзаг удачи», «Человек в проходном дворе», «Выбор цели», «Они сражались за Родину», «Степь», «Бархатный сезон», «Ты мой восторг, моё мученье», «Время и семья Конвэй», «Бесы», «Наследницы», «Зависть богов», «Янтарные крылья»; в телесериале «Женская логика».
«…В ином величье звонком вернусь, Поэт…»
«Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки» – по Экклезиасту это и есть Жизнь. А ещё – Время. Только оно, неумолимое время, определяет цену делам и поступкам. Время предает забвению или высвечивает Человека. Время отторгает злобу и зависть, мелочную людскую суету, оценки «временных судей», мимикрию общества. Не проходят, не умирают истинные вечные человеческие ценности. Они и есть – проводники в будущее.
Объём личности Сергея Фёдоровича Бондарчука заключается именно в такой ценностной ориентации, то есть, для него всегда главное – суть человеческого существования. Жизнь, Смерть, Добро, Вера, Покаяние, Милосердие – без этих высших начал Бондарчук существовать не мог. И без гармонии этих истин в собственном «я» пребывать в этом мире не мог.
Авторы Бондарчука – русские гении Пушкин, Толстой, Чехов, Шолохов. В их произведениях черпал он созвучие своим мыслям, своим представлениям о глубине человеческой души, своему пониманию правды, значит – истины. Тем не менее, преклоняясь перед классиками, он пропускал их через себя, считал, что вправе донести суть великой литературы средствами, которыми владел, – средствами киноискусства.
Непросто, нерадостно ему жилось в свои последние годы. В одном из интервью того времени он сказал: «Лично я не собираюсь менять своего отношения ни к жизни, ни к искусству. Я читал и буду читать те книги, которые люблю, буду делать фильмы, которые, я считаю, нужны людям. Почему я должен отрекаться от того, что делал?». К этому высказыванию одна подробность: в Ватикане нас принял Папа Римский, и буквально в первые минуты встречи рассказал, что рекомендовал во всех школах показывать «Судьбу человека» как самый милосердный фильм.
Цельная натура Сергея Фёдоровича никогда не была подвержена низменным искушениям. Человека без корней, без культуры, без Бога; «иванов, родства не помнящих» он чуждался.
«Я родился артистом» – часто говаривал Бондарчук. Да, он принадлежал к актёрскому братству – был наш. А как режиссёр – любил актёров и берёг, тонко чувствовал каждого и для всех создавал на съёмочной площадке творческую атмосферу. Знаю это наверняка – ведь ежедневная соучастница его работы на съёмках. А партнёрствовать с ним всегда было счастье. Он был мастером режиссуры, который, не насилуя актёрскую природу, легко и свободно подводил исполнителя к результату, необходимому ему, создателю фильма.
Но самое главное чудо, происходящее на съёмочной площадке – это удивительное, непостижимое перевоплощение самого Бондарчука-актёра из роли, которую он играл перед камерой, в Бондарчука-режиссёра – за камерой. Сергей Фёдорович гармонично существовал в двух ипостасях. Например, на «Войне и мире» – перед камерой он – Пьер, со своим внутренним миром, своей походкой, речью, мимикой, улыбкой, слезами, а по другую сторону