Экипаж китайской субмарины в белой форме вытянулся по стойке «смирно». Камера показывает их бесстрастные лица. На заднем плане ждет самолет.

Подходит американский офицер. Китайский капитан делает шаг ему навстречу.

В этот момент из рядов журналистов выскакивает человек. Он достает пистолет и кричит: «Билли, сынок, я иду!»

Треск выстрелов. Капитан падет на землю.

Еще один выстрел. Убийца выстрелил себе в голову.

СМЕНА КАДРА:

Диктор: Установлено имя убийцы: Иен Хейнс из Атланты, штат Джорджия. По свидетельству соседей, он был отцом-одиночкой, потерявшим сына во время «октябрьского похищения». Официальные лица утверждают, что Хейнс принимал препараты от депрессии и сопровождавших ее галлюцинаций. На убийство незамедлительно отреагировал сам президент.

СМЕНА КАДРА:

Президент Мьюр сидит в Овальном кабинете.

Президент: Мы решительно осуждаем бессмысленное убийство офицера китайского флота. Наш народ выражает глубокое сочувствие родителям этого человека. Важно понимать, что стрелявший был одиночкой и не имел никакого отношения к властям. Он жестоко страдал после похищения сына. Мы ведем расследование трагедии и сообщим все подробности премьеру Жеминю, попытки связаться с которым не прекращаются. Хочу вновь повторить, что это ужасное убийство было совершено сумасшедшим, и оно не должно нанести ущерб мирным отношениям с Китаем.

СМЕНА КАДРА:

Конгрессмен Гэри Грант: Выступление президента служит еще одним примером зоны молчания, которая окружает все, что касается Китая. Теперь мы извиняемся за ряд агрессий, спровоцированных их действиями. Что дальше: коллективное покаяние перед коммунистами? Я предложил специальному прокурору проверить финансовые связи президента с китайскими нефтяными корпорациями…

СМЕНА КАДРА:

Диктор: Источники в Государственном департаменте сообщают, что у них нет сведений о возможном военном перевороте в Китае.

Помогая нести безымянного отца по ступеням горы вниз, все девочки начали видеть в нем собственного отца. Под кровью, седой бородой и гривой волос обнаружилось подобие человека, прихода которого ждала каждая.

Беквит повел их по мосту, потом через город, вывел из ворот и направил по тропе. Он разведывал дорогу. Охранял тылы. Подбадривал, когда они уставали. День за днем первым вставал и последним ложился. Куда бы они ни повернули, везде был он со своей винтовкой.

Именно Беквит не позволил им тронуть Клеменса. Девочки хотели убить проводника, отомстить за все страдания.

Беквит сказал что-то о том, чтобы заглянуть в пропасть, но не упасть в нее. Поэтому они оставили монстра на вершине пирамиды, парализованного, с широко раскрытыми глазами и мокрым от плевков лицом.

От безумной Ребекки помощи ждать не приходилось. Девочкам было непривычно чувствовать себя в роли матери взрослой женщины, но о Ребекке заботились все. Это отвлекало их от собственных несчастий. В каком-то смысле Ребекка и стала им матерью, своей беспомощностью и бессмысленным бормотанием объединяя в семью. Девочки кормили и мыли ее.

Ночью они спали, улегшись вокруг безымянного человека, который стал для них рыцарем в сверкающих доспехах. Только это были не сверкающие доспехи, а пластины зеленого нефрита. Тяжелая, пропитанная кровью штука, но Беквит свернул ее и держал рядом с владельцем. Доспехи Бога, как он их называл.

С большим трудом они добрались до маленькой флотилии плотов на берегу реки. Мужчину и Ребекку они устроили на одном из плотов и тянули за собой на веревке. Течение реки становилось сильнее, а силы убывали. После развилки начиналась еще одна, более широкая река.

Вдоль берега тянулась исхоженная тропа. Если спуститься вниз по Стиксу, сказал Беквит, попадешь в другой мертвый город. Он ходил туда один, тщетно разыскивая их.

Маленький отряд двинулся вверх по реке. Этот путь вел к цивилизации.

— Распределяйте силы, — говорил он девочкам. — Дорога домой займет определенное время.

Девочки обсуждали между собой, что значит «определенное»: неделя или месяц. И сколько еще предстоит пройти, сто миль, тысячу или больше. Хотя это уже не важно. Теперь они в безопасности. На пути домой. Когда они спрашивали Беквита, далеко ли еще, то слышали один и тот же ответ: «Не за следующим поворотом». Им нравилась его честность. Этому человеку можно верить.

А затем река разделилась на притоки; вправо и влево от нее отходили многочисленные туннели. Беквит выбрал один из них, и они брели по нему несколько дней, пока туннель не разветвился еще на десяток ходов. Стало ясно, что они заблудились.

— Здесь мы отдохнем, — сказал Беквит, и они разбили лагерь в старом загоне для рабов с ржавыми железными болтами и примитивным граффити.

День за днем снайпер пытался разведать путь.

Спасшиеся девочки — подобно членам любого первобытного племени — страдали от глистов, вшей и других неприятностей. Под ногтями у всех поселилась какая-то розовая плесень. Вода и пища вызывали расстройство желудка. Глаза болели. Суставы распухли. Никто не жаловался — они шли домой.

Потом девочек свалил грипп.

Под тихое журчание реки и неутомимое пение Ребекки Беквит заботился обо всех сколько мог. В конце концов настал его черед свалиться в лихорадке. Несколько дней болезни превратились в неделю. Беквит лежал в бреду, трясясь от лихорадки. Похоже, они ушли настолько далеко, насколько смогли.

Привычно сбившись в кучу, девочки предались коллективному отчаянию. Планета смыкалась вокруг них. Если не считать шума реки и испуганных вскриков, когда им снились ночные кошмары, мир вокруг становился все тише. Никто больше не уходил на поиски пищи. В лучшем случае они наполняли бутылки речной водой. Все спали по двадцать часов подряд. Долгая ночь медленно пожирала их.

Паралич постепенно отпускал Клеменса.

Когда неблагодарный гарем с безумной матерью, чубастым простофилей снайпером и еще дышащим телом врага удалился, Клеменс уже не сомневался, что все обошлось. Если яд не убил его, значит, его действие должно закончиться — вопрос лишь во времени. И тогда он начнет все сначала. Он это умеет.

Всю первую неделю он лежал на спине внутри каменного купола, смотрел в потолок и придумывал, как вновь вернуться на сцену. Это отвлекало от голода и жажды.

Без девочек, которые помогли бы ему создать империю, в этих продуваемых ветрами и проклятых Богом развалинах у него нет шанса. Может, стоит податься в восточные регионы, где его никто не знает. Возьмет новое имя — все равно Клеменс не настоящее — и найдет себе новую нишу. Если все время цеплять свой фургон к чужим лошадям, в конечном счете куда-нибудь приедешь. Главное — настойчивость.