После такого заявления полковник Фармер мог только тупо моргать, глядя на явившегося с того света лейтенанта. Некоторое время Лиминг смотрел на него, потом вдруг хватил обеими кулаками по столу. Чернильница боязливо подпрыгнула, усеяв пресс-папье блестящими капельками чернил.

– А теперь посмотрим, хватит ли у нашей разведки мозгов, чтобы называться разведкой[10]. Немедленно отправьте по дальней связи сообщение. Предложите обмен: два пленных Федерации на одного латианца и его пупырчатую Дрожалку.

Весь всклокоченный, Лиминг несколько раз обвел глазами кабинет.

– И еще, Фармер. Найдите мне кровать. Я безумно хочу спать.

– Лейтенант, вы отдаете себе отчет в том, что разговариваете с полковником? – едва сдерживаясь, процедил Фармер.

И тогда Лиминг произнес слово, придуманное им по дороге в тюрьму.

Перевод И. Иванова

В той мере, в какой андромедскую мысль-импульс можно выразить буквами, его звали Хараша Вэнеш. Основой основ его существа было самомнение, тем более опасное, что оно было вполне оправданно. Хараша Вэнеш испытал свои природные дарования на пятидесяти враждебных мирах и оказался непобедимым.

Мозг, наделенный способностью к воображению, – вот величайшее преимущество, которым может обладать живое существо. Это его главная опора, средоточие его силы. Однако для Вэнеша именно сознание противника было наиболее уязвимым местом, брешью в броне, средством его покорения.

Но и ему было доступно не все. Он не мог воздействовать на сознание тех, кто принадлежал к тому же биологическому виду, что и он сам, и был наделен теми же способностями. Существу без разума он тоже не мог причинить особого вреда – разве что дать ему хорошего пинка. Однако если чуждая форма жизни умела мыслить и обладала воображением, она становилась его добычей.

Вэнеш был гипнотистом самой высшей пробы и работал без осечки. Он воздействовал на мыслящий мозг с любого расстояния и за тысячную долю секунды успевал убедить его в чем угодно: что черное – это белое, что правда – это ложь, что солнце позеленело, а движение на перекрестке регулирует фараон Хеопс. И внушенное им не стиралось, если только он сам не считал нужным его стереть. В какое бы вопиющее противоречие со здравым смыслом это ни вступало, жертва продолжала бы твердить свое, присягать, клясться на Библии или на Коране и в конце концов очутилась бы в психиатрической лечебнице.

Было только одно ограничение, действенное, по-видимому, для любого места в космосе: он не мог принудить живое существо к самоубийству. Тут в дело вступал вселенский инстинкт самосохранения, который не поддавался никакому воздействию.

Впрочем, в запасе у Вэнеша оставалось средство почти столь же действенное. Он мог проделать со своей жертвой то же, что змея проделывает с кроликом: внушить ей, будто она парализована и не в состоянии бежать от верной смерти. Он не мог заставить апполана, обитавшего на планетах Арктура, самому перерезать себе горло, но апполан покорно ждал, чтобы Вэнеш подошел к нему и сделал это собственноручно.

Да, Хараше Вэнешу было за что себя уважать. Обработав пятьдесят миров, можно считать, что пятьдесят первый уже у тебя в кармане. Опыт – это верный и преданный слуга, всегда готовый поднести чашу самоупоения.

И на Землю он опустился в самом беззаботном настроении. Накануне он произвел разведку с воздуха, вызвав обычные слухи о летающих блюдцах, хотя его корабль совсем не напоминал никакую посудину.

Он приземлился среди холмов никем не замеченный, вышел из корабля, включил автопилот, который должен был вывести корабль на отдаленную орбиту, и спрятал между камней маленький компактный прибор – с его помощью корабль можно было вызвать в любую минуту.

Там, в вышине, кораблю ничто не грозило. А если бы земляне и обнаружили его с помощью телескопа, что представлялось весьма маловероятным, то сделать они все равно ничего не сумели бы. Ракетных кораблей у них нет. Так пусть себе смотрят, гадают, что же это такое, и терзаются тревогой.

Предварительная разведка не дала ему никаких интересных сведений о внешнем облике и строении высшей формы жизни на планете. Настолько он к ее поверхности не приближался. Впрочем, он намеревался установить только, заслуживает ли эта планета внимания и в достаточной ли степени развито сознание у наиболее разумных из населяющих ее существ. И очень скоро стало ясно, что он наткнулся на весьма лакомый кусочек – на мир, который вполне заслуживает, чтобы андромедские полчища прибрали его к рукам.

Физические же возможности будущих рабов в данную минуту существенного интереса не представляли. Хотя различия между Вэнешем и землянами не были такими уж разительными, однако при виде его любой из них завопил бы от ужаса. Но, впрочем, это им не грозило. Таким, как он есть, они его никогда не увидят. Им он будет представляться таким же, как они сами: в их сознании он мог придать себе какое угодно обличье.

А потому для начала следовало найти наиболее заурядного туземца, который ничем не выделялся бы в толпе ему подобных, создать видеограмму его внешности и запечатлеть ее во всех сознаниях, с которыми ему придется вступать в контакт до тех пор, пока не настанет время сменить один облик на другой.

Процесс общения также не сулил никаких трудностей. Он будет читать вопросы и проецировать ответы, лексическое и грамматическое оформление они обретут в сознании того, с кем он будет общаться. А общаются ли они с помощью звуков, которые издают ртом, или жестикулируя гибкими хвостами, значения не имеет. Подчиненное сознание воспримет его мысль, а соответствующие звуки и движения рта или подергивания хвоста отыщет уже оно само.

Он повернулся и пошел напрямик, туда, где пролегала оживленная дорога, которую он заметил еще во время спуска. На юге небо прочертили несколько примитивных самолетов реактивного типа, и он остановился, одобрительно провожая их взглядом. Главным недостатком пригодных к делу рабов была тупость, которая снижала коэффициент их полезности. Но тут этого опасаться нечего.

Он шел между холмами, вооруженный только крохотным компасом, без которого не сумел бы вернуться к посадочному прибору. Больше он ничего с собой не взял – никакого оружия, ни ножа, ни пистолета. Зачем обременять себя лишней тяжестью? Если ему понадобится орудие уничтожения, первый же подвернувшийся под руку простак туземец отдаст ему свое и еще спасибо скажет. Только и всего. Он уже десятки раз так делал.

У шоссе стояла небольшая бензозаправочная станция с четырьмя колонками. Спрятавшись в кустах ярдах в пятидесяти от нее, Вэнеш вел наблюдения. Гм-м-м… Двуногие, карикатурно похожие на него, но конечности сгибаются только в одну сторону и волос несравненно больше. Один включал насос, другой сидел в машине. Он не мог создать цельный образ этого последнего, так как видел только его голову и плечи. На первом же была фуражка с лакированным козырьком и металлической бляхой и форменный комбинезон с алой цифрой на кармане.