Когда началась Первая мировая война, Италии было не до войны: она была охвачена крестьянскими восстаниями, центром которых были Эмилия и Романья. Италия, которая формально в тот момент была союзницей Германии и Австро-Венгрии, предпочла занять позицию нейтралитета, что поддержали основные политические силы страны — и социалисты, и католики, и демократы. Но вскоре заявили о себе интервенционисты, которые призвали к войне на стороне Антанты для возрождения итальянского национального духа, возвращения исконных земель. Существовала и группа националистически настроенных диссидентов среди социалистов, одним из лидеров которой был Бенито Муссолини, изгнанный за свой радикализм из партии.

К вступлению в войну итальянское правительство, которое возглавлял Антонио Саландра, подталкивало и стремление в условиях маленькой победоносной войны ужесточить режим, расправиться с внутренней смутой. Весной 1915 года министр иностранных дел Сидней Сонино без ведома парламента подписал в Лондоне договор с державами Антанты. Италия обязывалась вступить в войну, если в случае победы ей отдадут Трентино, Южный Тироль, Триест и Далмацию. Месяц спустя Италия начала военные действия против Австро-Венгрии[1011].

Италия стала для Антанты в военном отношении не столько приобретением, сколько обузой. «Страна абсолютно не была готова к войне. Армия не была надлежащим образом подготовлена и не имела в своем распоряжении необходимых средств и вооружений для ведения войны в условиях того времени. В частности, итальянская армия не имела артиллерии и располагала только сотней пулеметов. Кроме того, итальянская армия испытывала нехватку штатных офицеров и офицеров запаса. Главнокомандующим итальянской армии был Кадорна, пьемонтский офицер, который проявил себя посредственным стратегом и плохим руководителем». С июня 1915 по весну 1916 года итальянская армия осуществила пять наступательных операций по направлению к Гориции и Триесту, которые позволили продвинуться на территорию Австрии на тридцать километров ценой потери десятков тысяч солдат[1012]. После война на итало-австрийском фронте приняла позиционный характер. Летом 1916 года после наступления австро-венгров на плоскогорье Азиаго кабинет Саландры был вынужден уйти в отставку, уступив место коалиционному правительству национального согласия во главе с Паоло Бозелли[1013].

Румыния с начала войны долго торговалась со всеми ее участниками в надежде получить как можно более высокую цену за свое вступление в битву. Брусиловский прорыв убедил Бухарест в предпочтительности ориентации на державы Антанты, и 27 августа 1916 года румынские войска неожиданно заняли приграничный венгерский город Надьсебен в Трансильвании, непредусмотрительно оставленный без защиты австро-венгерским командованием. Помощь Вене оказали немцы, и уже к середине октября румыны были выбиты из Трансильвании[1014]. Румыния попала под совместный натиск болгарских, австро-венгерских, германских и турецких войск. «Румынские части, разбросанные почти на всем протяжении своей границы, на практике оказались неспособны оказать серьезное сопротивление австро-германцам, тем более что резервы, имевшиеся у них вначале, очень быстро были брошены в бой»[1015], — свидетельствовал генерал Гурко. Поддержка румынской армии легла дополнительным и нелегким бременем на Россию. За счет войск Брусилова был удлинен левый фланг русских войск, занявших позиции вдоль линии румыно-трансильванской границы.

Положение Центральных держав внешне выглядело неплохо. К началу 1917 года они уже свергли пять монархов — Бельгии, Сербии, Румынии, Черногории и Албании. Их войска стояли на территории Франции и России, лишь часть территории Австро-Венгрии и Турции была захвачена российскими войсками. Но на самом деле положение стран Четверного союза было гораздо хуже, чем в государствах Антанты.

Германия напрягала последние силы для ведения войны. «В 1914 году одна пятая часть населения Германии оказалась мобилизована или находилась на службе, как-то связанной с военными нуждами. К концу войны треть мужского населения была убита, ранена или покалечена в результате ранения или болезни. Правительству пришлось выплачивать пособия шестистам тысячам солдатских вдов… На фермах и в промышленности, на фабриках и железных дорогах количество задействованных женщин удвоилось в сравнении с довоенным»[1016], — пишет немецкий историк С. Озмент.

«Германия выкачала из своей страны все, что мог дать народ, — отмечал Зайончковский. — Все возрасты от 17 до 45 лет уже стали под знамена… Германия с огромным напряжением и ценой ослабления своих кадров и запасов пополнений смогли создать к весне 1917 г. только 13 новых дивизий, которые следовало считать последним усилением их армий. Но эта мера существенно не изменяла соотношения сил, и Антанта превосходила Центральные державы в отношении численности армий приблизительно на 40 %. Надежды германцев на сформирование польской армии потерпели полную неудачу»[1017]. К началу революции в России Германия переживала «зиму репы», коль скоро население питалось в основном лишь этим овощем. Берлин был вынужден прибегнуть к исключительным мерам.

«Ужесточение германской политической линии, своего рода победа логики войны над логикой политики, нашло отражение в назначении на пост начальника Генерального штаба в августе 1916 г. П. фон Гинденбурга. Дуумвират Гинденбурга и его ближайшего помощника, генерал-квартирмейстера Э. фон Людендорфа, постепенно концентрировал в своих руках не только военную, но и политическую власть»[1018]. Их идеи легли в основу так называемой «гинденбурговской программы» — плана предельного форсирования военного производства и подчинения этой задаче всей экономики и социальной политики. Воинская повинность была распространена на все мужское население от 16 до 60 лет. Военное ведомство сосредоточило в своих руках все материально-техническое снабжение рейхсвера, ликвидировался свободный рынок труда. В декабре 1916 года был принят Закон о вспомогательном патриотическом труде. Мужчины и незамужние женщины закреплялись за предприятиями. Оставление или перемена рабочего места, стачки, выдвижение требований о повышении заработной платы запрещались. При этом профсоюзы получили легальный доступ на крупные промышленные предприятия. Политическую оппозицию не жаловали. Лидеры «Спартака» Карл Либкнехт и Роза Люксембург большую часть военного четырехлетия провели в тюрьмах.