— Я… не умею плавать, — нехотя призналась она.

— Ну, тогда можно просто барахтаться. Если упадешь, я тебя подхвачу, — развел руками Флаг.

Мередит впервые слышала слово барахтаться, но, кажется, поняла, о чем речь. Сев на берег, нарушительница трясущимися от страха пальцами расшнуровала и сняла ботинки и робко подошла к краю воды. На самом деле она не ослушалась, уговаривала она себя. Никто никогда не запрещал ей барахтаться.

Скользя, Мередит преодолела последние дюймы, спустилась по крутому берегу и задохнулась, когда ноги оказались в воде.

— Какая холодная! — пискнула она, испуганно отпрянув назад.

Мария прыснула.

— Холодно только когда заходишь. А потом становится отлично! — объяснила она.

Мередит снова двинулась впереди и позволила воде добраться до щиколоток. От холода у нее заболели косточки, по телу бежали радостные мурашки. Издав клич, Флаг разбежался и прыгнул на середину пруда, согнув колени и раскинув руки в стороны. От него по воде разбежалась волна, окатив Марию и основательно замочив подол платья Мередит.

— Смотри, что ты наделал! — крикнула она, испугавшись, что миссис Придди или мать заметят и ее тайна откроется.

— Флаг! Не надо, — весело обратилась к брату Мария, когда он, отфыркиваясь, вынырнул.

— Ничего, скоро высохнет, — беспечно сказал Флаг. Его волосы облепили шею и спину, гладкие, словно шкурка выдры.

Раздосадованная, Мередит выбралась из воды, села на берегу и уставилась себе на ноги, побелевшие после купания.

— Флаг, извинись! — скомандовала Мария.

— Извини, что намочил тебе платье, Мередит, — нетерпеливо закатывая глаза, извинился Флаг.

Но Мередит не ответила. Она еще немного посидела, наблюдая за купающимися детьми, но теперь ее присутствие, видимо, мешало им. Вскоре они вышли на берег и стали одеваться.

— Хочешь пойти к нам и выпить чаю? — спросила Мария, с улыбкой менее приветливой, чем раньше.

Флаг стоял вполоборота к ней, готовый тронуться в путь. Вода, стекающая с волос, намочила ему рубашку, и та плотно обтянула его, как вторая кожа. Мередит хотелось смотреть на него, но, едва взглянув в его сторону, она тут же рассерженно отвела глаза.

Мередит отрицательно помотала головой.

— Мне не разрешают, — пробормотала она.

— Тогда идем, Мария. — В голосе Флага слышалось нетерпение.

— Ну, тогда до свидания, — попрощалась Мария и помахала Мередит рукой.

Потребовалось почти два часа, чтобы плотная хлопчатобумажная ткань просохла окончательно, и все это время Мередит держалась в дальних уголках сада, где ее мог заметить только садовник. Он был совсем старым и мало чем интересовался, кроме своих тыкв. Мередит вспоминала, как она барахталась, как Мария пригласила ее на чай и как сверкали на солнце мокрые волосы Флага, — и каждое воспоминание вызывало у нее приятное щекочущее чувство, вступавшее в противоречие с той неприязнью, которую она испытывала прежде. Мередит радостно подпрыгивала и восторженно улыбалась. Она воображала, как они вместе пьют чай, как она заходит в их фургон, который столько раз видела из-за деревьев, знакомится с их белокурой приветливой матерью, которая их понимает и постоянно улыбается. Как поживаете, мистер Динсдейл? Она несколько раз повторила про себя эту фразу, укрывшись в тиши оранжереи. Но это было бы слишком большим неповиновением. То, что она заговорила с Флагом и Марией, тоже было серьезным проступком, здесь она не могла придумать оправдания. Только представив, что сказала бы мама, узнай она об этом, Мередит снова приуныла и, когда ее позвали к чаю, постаралась помалкивать и вести себя так, чтобы не выдать себя.

Долгие дни Мередит жила фантазиями о Динсдейлах, думала о них во сне и наяву. Она так редко знакомилась с другими детьми — только с двоюродными братьями и сестрами, когда тех привозили, да с детьми других гостей, которые приезжали совсем ненадолго, — что у нее не было шанса узнать их поближе. Девочка знала, что ей не следует общаться с этими лудильщиками, что она должна презирать их. Она помнила все, что сказала о них мать, и по-прежнему была готова на все, чтобы угодить ей, чтобы сделать ее счастливой. И все же мысль о том, что у нее появятся друзья, манила Мередит. Прошла неделя. Играя в кружевной тени чугунных ворот, Мередит заметила Флага и Марию, идущих по дороге к деревне. Они не видели Мередит, и на миг она окаменела, разрываясь между желанием окликнуть их и сознанием того, что не должна этого делать, во всяком случае, не у ворот, где их может увидеть любой, кто выглянет в окно. От безысходности она решилась на компромисс и громко запела — первое, что пришло в голову, песню, которую пела Эстель, развешивая выстиранное белье.

— Хочу я встретить короля с лилией в руке! — фальшиво вопила Мередит, прыгая вдоль ограды.

Флаг и Мария повернулись и, увидев ее, направились к воротам.

— Здравствуй, — поздоровалась Мария. — Что это ты делаешь?

— Ничего, — ответила Мередит, слыша, как ее сердце стучит в груди, — а вы что делаете?

— Идем в деревню за хлебом и чаем. Хочешь, идем с нами. Если нам попадется мятая коврига, выйдет на полпенни дешевле и останется на леденцы, — улыбнулась Мария.

— Не обязательно, — возразил Флаг. — Если останется достаточно, надо купить еще масла, ты не забыла?

— Ой, да на масло все равно никогда не хватает! — оборвала брата Мария.

— Вам приходится самим ходить за покупками? — Мередит была озадачена.

— Конечно, глупышка! Кто же за нас пойдет? — расхохоталась Мария.

— А у вас, наверное, есть слуги, которые бегают в лавку и покупают вам чай, да? — немного резко спросил Флаг.

Мередит прикусила губу, кровь прилила к щекам. Она и в деревне-то почти никогда не бывала. Можно пересчитать по пальцам случаи, когда она ходила с миссис Придди или Эстель, но только когда отец был в отъезде, а мать пребывала в апатии и точно не могла узнать об этом.

— Так ты хочешь пойти с нами?

— Мне… не разрешают, — уныло призналась Мередит. Щеки у нее запылали еще сильнее, а Флаг посмотрел на нее, склонив набок голову. В глазах у него загорелся озорной огонек.

— Похоже, тебе много чего не разрешают, — заметил он.

— Не надо! Это не ее вина! — одернула Мария брата.

— Пойдем! Рискни. Или ты просто боишься? — спросил Флаг, поднимая одну бровь.

Мередит с вызовом взглянула на него:

— Вовсе я не боюсь! Просто… — Она поколебалась. Она боялась, это правда. Боялась, что ее отсутствие заметят, боялась вспышки гнева матери. Но вполне можно было улизнуть, а потом вернуться незамеченной. Должно очень уж сильно не повезти, чтобы попасться.

— Трусишка, трусишка и размазня! — насмешливо пропел Флаг.