– Доктор Александер, пожалуйста, верьте мне, когда я говорю, что мы ваши друзья, – попросил Лефевр.

– Я видела, что вашим именем, – отозвалась она, – было подписано письмо моей матери.

– Прискорбный случай, доктор. Оно могло бы и не быть.

– Вы собираетесь забрать свиток из саркофага Эмилии, ведь так?

– Если это христианский документ, то да. Ведь он принадлежит Церкви.

– Он принадлежит миру, и я собираюсь проследить за тем, чтобы слова, записанные в нем, дошли до мира.

– Доктор Александер, я знаю, что вы видите во мне врага. Но вы ошибаетесь. Я пришел сюда, для того чтобы предотвратить хаос. Достаточно проронить лишь слово о том, что в этот мир приходили тысячи спасителей, и Иисус потеряет свой статус. Решившись на такое, вы разрушите фундамент церковной власти. Церковь даст трещину, а одновременно с ней треснет по швам и экономика многих государств.

– Значит, Церковь – это всего лишь большая фирма. Все дело в бизнесе.

– Конечно, – произнес Лефевр. – В некотором смысле священник является бизнесменом. Люди рождаются с темнотой в душах, доктор Александер. Мы же продаем им лампочки.

– Кто доложил вам, что я здесь? Майлз Хэйверз?

– Мистер Хэйверз полностью разделяет мнение Церкви, доктор Александер. Мы не желаем, чтобы свитки выставили на всеобщее обозрение. И мистер Хэйверз согласен с нами.

Гости Майлза и Эрики разбрелись по всему имению, потягивая напитки в лучах заходящего солнца, наблюдая за происходящим на телевизионных экранах внутри дома и вне его стен. Они собирались начать отсчет времени, оставшегося до полуночи, одновременно с собравшимися на площади Святого Петра. Эрика искала мужа. В Риме вот-вот наступит полночь. Куда же мог запропаститься Майлз?

Собравшиеся в гробницах услышали, как толпа на площади начала новогодний отсчет: «Dieci!»

– Простите, Ваше Преосвященство, – сказал Майкл. – Но мы все же откроем саркофаг. – Он посмотрел на четырех швейцарских гвардейцев.

На экранах в имении Хэйверзов миллионы собравшихся у собора Святого Петра в один голос закричали: «Dieci!» Идя через дом, Эрика услышала веселые голоса гостей:

– Десять!

С полудня это был уже их третий отсчет, и гости вошли во вкус.

«Nove!»

Лефевр жестом отдал приказ двум сопровождающим. Они отложили в сторону копья и направились к саркофагу.

«Девять!»

Эрика спустилась в музей.

– Майлз! Ты здесь?

«Otto!»

Майкл и отец Себастьян встали по бокам саркофага. Кардинал Лефевр читал молитву об усопших, а мужчины вместе с двумя юношами из гвардии принялись толкать плиту.

«Восемь!»

Эрика толкнула дверь и заглянула внутрь.

– Майлз, дорогой!

«Sette!»

– Хорошо, – сказал Майкл. – Давайте все вместе по моей команде!

«Семь!»

Эрика обошла музей. На сокровища падал тусклый свет.

– Майлз!

«Sei!»

Плита саркофага не сдвинулась с места.

«Шесть!»

Эрика проходила мимо сокровищ, которые ее муж собирал годами. Наконец в углу она увидела ларец. Он был новым, такого она еще не видела.

«Cinque!»

Кэтрин наблюдала за движением широкой спины Майкла, мышцы которой напрягались, когда он начинал надавливать на надгробную плиту, установленную почти две тысячи лет назад. Она затаила дыхание.

«Пять!»

Эрика решила, что ларец, видимо, создали для очередного «экспоната».

«Quattro!»

– Хорошо, – сказал Майкл. – Еще раз! На этот раз напрягитесь хорошенько.

«Четыре!»

Эрика протянула руку. Ларец не был заперт. Она ухватилась пальцами за небольшой гладкий выступ и стала открывать дверь.

«Tre!»

Издав пронзительный скрип, плита наконец сдвинулась с места.

«Три!»

Майлз вышел из кабинета, находящегося в противоположном углу музея. В руке он держал мобильный телефон. Он увидел, как Эрика открывает ларец.

«Due!»

Плита саркофага со скрипом сдвинулась еще на несколько сантиметров, затем еще, пока сквозь щель не удалось осветить саркофаг изнутри.

«Два!»

– Эрика! – воскликнул Майлз, направляясь к ней. – Не…

«Uno!»

Кэтрин заглянула в саркофаг Эмилии.

«Buon Anno!»

«Один»!

Эрика поняла, что стоит перед Духом Кризиса.

«С Новым годом!»

Вверху раздался жуткий, оглушающий рев. Восемь людей, находящихся в гробнице, подняли головы. Они слушали и ждали, готовясь к тому, что стены гробницы, потолок и массивный храм – все вот-вот обрушится.

Ничего не произошло. Ни вестников, ни ангелов, ни землетрясений, ни государственных переворотов. Лишь мгновение тишины в тот момент, когда весь мир затаил дыхание.

И затем они услышали радостные крики – возгласы ликования, доносившиеся из уст тысяч людей.

Кардинал Лефевр облегченно вздохнул и сказал окружающим:

– Похоже, в этом тысячелетии мы не станем свидетелями Апокалипсиса.

– Тысячелетие еще не закончилось, – возразила Кэтрин, добавив «Ваше Преосвященство». Этот человек ей определенно не нравился. – До конца двухтысячного года нам предстоит жить в старом тысячелетии. Век закончится только тогда, ведь так?

Он загадочно улыбнулся ей.

– И в самом деле так, доктор, – подтвердил он. – Значит, нам нужно ждать еще триста шестьдесят пять дней, чтобы выяснить, относится ли пророчество к новой эре.

Он подошел к саркофагу и заглянул внутрь.

– Ora pro nobis! – прошептал он, перекрестясь: гробница Эмилии Валерии была пуста – ни свитка, ни скелета, ни даже пепла.

– Надо думать, – сказал Лефевр тоном, значение которого Кэтрин не поняла – он был разочарован или тайно ликовал? – Эту гробницу разорили много веков назад. Возможно, даже до приказа Константина закопать этот некрополь. – Он вздохнул. Кэтрин снова подумала: что выражал этот вздох – облегчение или досаду? – Что ж, как выражаетесь вы, американцы, вы гнались за несбыточным.

Кэтрин оглядела усыпальницу, которая теперь была ярко освещена. Она осмотрела углы, ниши, даже фрески – свиток спрятать было негде. Она снова заглянула в саркофаг. Он казался почти новым. В нем никогда и никого не хоронили.