– Нет, не верю, но я верю в прощение. Сабина была права, прощение освобождает нас, раскрывает нам глаза. Простите старика, Майкл, и вы увидите, что вам не нужно уходить из Церкви.

– Простить старика, так же как вы простили отца?

– Да.

– Так вы вернулись в Церковь? Вы снова уверовали?

– Ну, не совсем так…

– Видите? Не так-то просто, Кэтрин! Одного прощения недостаточно.

– Майкл, я не верю в Бога. Но вы верите!

– И я не верю в то, что достоин служить Богу. Так что мы вернулись к тому же, с чего начали.

– Вовсе не так. На этот раз мы сражаемся на одном поле, у нас одни и те же противники.

Он взял ее за плечи.

– Вы будете сражаться на моей стороне?

– Да…

И он вдруг крепко поцеловал ее в губы.

Кэтрин обвила его шею руками. Он притянул ее к себе, заключив в крепкие объятия. Их поцелуй наполнялся все большей страстью.

Он провел рукой по ее затылку и стал ласкать шею, гладя пальцами шелковистые белокурые волосы.

Кэтрин расстегнула его рубашку и стала снимать ее с плеч, потянув за рукава; рубашка упала на пол. Ее руки стали гладить его грудь, пальцы скользили по упругим мышцам. Дотронувшись до раны на левом предплечье, она вспомнила о случившемся.

– Болит? – прошептала она.

– Нет.

Она поцеловала рану от пули, полученную им две недели назад – нет, две жизни назад.

Он стал гладить пальцами ее лицо, следя за каждым движением взглядом, будто стараясь запомнить каждую линию, каждую черту, каждую ресничку и родинку. Он снова поцеловал ее, долго не отрывая от нее губ. Это был до боли нежный поцелуй, поцелуй человека, который жаждал его уже давно, однако избегал спешки, которая могла бы свести отношения на нет.

Не было ни вопросов, ни слова «если», ни размышлений о последствиях. Они оба понимали, что теперь они вовсе не те, кем были при встрече.

Майкл отнес Кэтрин на кровать. Опуская ее на одеяло, он продолжал нежно целовать ее. Их сердца бешено бились, но тела двигались медленно, ведь они столько времени оба искали ответы и наконец нашли их друг в друге.

Кэтрин проснулась и некоторое время смотрела на потолок. Затем посмотрела на Майкла, тихо спящего рядом. За окном было темно, но, приглядевшись, Кэтрин увидела, что до рассвета недалеко.

Она прикоснулась к лицу Майкла, и к ее глазам подступили слезы. Это было так красиво, так особенно. Что бы ни ждало их впереди, она знала, что эту ночь не забыть никогда. Ахен, собор…

Она снова посмотрела на потолок, на котором заметила странное водяное пятно на штукатурке, означающее, что где-то протекла труба. И когда она поняла, что наконец проснулась полностью, то вспомнила, что только что видела сон. О чем был сон? В нем было что-то о…

Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще.

Сон!

Кэтрин резко вдохнула. Сон! Тимбос!

Кэтрин теперь знала, где искать седьмой свиток.

Пятница,

31 декабря 1999 года

Когда Кэтрин вошла в комнату, Майкл повернулся спиной к окну и стал наблюдать за ней.

Она продолжала стоять у двери в пальто, прижимая к груди небольшой сверток.

– Привет, – произнес он.

– Здравствуй.

Она увидела, как по его широким плечам разливается утренний свет. На нем была простая бледно-голубая рубашка, заправленная в джинсы. Ни рясы, ни белого воротничка. Она задумалась над тем, когда он снова вспомнит, что он священник.

– Я не думала, что застану тебя здесь.

Он улыбнулся.

– Из-за ночи?

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую… – он подошел к ней, – что люблю тебя, Кэтрин.

– Правда?

– Ты сомневаешься? Ведь это не значит, что Бога я теперь люблю меньше. И уж если на то пошло, любовь к тебе помогает укрепить мою любовь к нему. – Он стоял к ней вплотную, улыбаясь, но его глаза были серьезны.

– А как ты? Сожалеешь?

– Нет… – прошептала она.

– Кэтрин, пожалуйста, поверь в то, что я ни на секунду не пожалел об этой ночи. Я не сожалею ни об одной минуте, что провел с тобой за эти две недели.

– Но тебя ждет кара.

Он улыбнулся еще шире.

– Возможно.

– Ты запомнишь меня как грешницу, из-за которой пал.

Он взял руками ее голову и нежно сказал:

– Известно ли тебе, что ты всегда заставляешь людей говорить.

– Я умею подчинять людей.

– Боже, ты прекрасна, – прошептал он, лаская ее взглядом.

– Майкл, я?..

– Что?

– Церковь. Теперь ты из-за меня оставишь Церковь?

– Если я и решу уйти из Церкви, то только из-за событий давно минувших лет. И уж если мы завели об этом речь, то ты заставила меня понять, что прощение – это единственный способ обрести душевный покой.

Он замолчал, но тишина выражала его мысли еще красивее, чем слова, ведь таким образом он напоминал ей о ночи, говоря ей то, что она и так понимала: они сблизились не только физически, хотя и это было прекрасно; между ними произошло что-то еще, на порядок выше, чем любовь, романтика и страстные слова.

Майкл обнимал ее, шептал ей на ухо слова, и, когда его силы иссякли, шептать стала Кэтрин, пока перед ними не возник образ, который видели лишь они, – их общий сон.

Если подобного с ними больше никогда не произойдет, если сегодняшний день станет последним днем их совместного путешествия, эта ночь и этот шепот в темноте останутся с ними навсегда.

– Сегодня Новый год, – прошептала она, наблюдая за его губами, желая его поцелуев, но в то же время испытывая страх.

Ночь оставалась ночью – прекрасной, особенной, неповторимой, но она знала, что сегодня все будет иначе.

– Завтра начинается новое тысячелетие, – сказала она. – Майкл, я знаю, где находится седьмой свиток.

Она сняла пальто и положила сверток на кровать.

– Вчера я приметила магазин религиозной литературы напротив собора. И подумала, что смогу найти в нем что-нибудь интересное.

Кэтрин раскрыла чемодан, который дала ей настоятельница, и достала желтый блокнот, в который записывала свой перевод.

– Перед тем как уехать из аббатства, – проговорила она возбужденно, – я переписала текст документа Фомы Монмутского. С тех пор как мы прочитали его, эти слова не давали мне покоя.