— Зачем вы меня сюда привезли?

— Всему свое время, мистер Шилд. А еще на этом кладбище есть свой могильщик, добродушный парень, хоть и грубоватый.

— Он своим работодателям и гробы поставляет?

Иверсен посмотрел на меня и одарил быстрым одобрительным кивком.

Я сказал:

— Без сомнения, ему помогают те типы, что привезли меня сюда?

— Вы абсолютно правы. Но не стоит судить о них по внешности, — Иверсен взглянул на своего подручного, стоявшего в дверях кухни. — Вот возьмите Джозефа. В глубине души он добрый малый. Даже помогает Могильщику закапывать могилы, если у того нет времени, — он снова указал на липы. — В кладбищенской стене имеются ворота, так что Могильщик и его помощники могут пройти на кладбище никем не замеченные.

Иверсен любезно позволил мне воспользоваться колонкой, чтобы умыть лицо и вдоволь напиться. Он четко и недвусмысленно дал понять, что в его власти закопать меня на кладбище для бедняков и умалишенных, и я не сомневался, Иверсену все равно, буду я живым или мертвым, когда гроб опустят в могилу.

— Сэр, — сказал я, когда мы медленно двинулись в обратный путь. — Могу я поговорить с вами с глазу на глаз?

— О, я буду очень рад, — он остановился и жестом подозвал Джозефа. — Лошадь оседлана?

— Да, сэр.

— Скачи обратно в город. Вечером вернешься в экипаже с Элайджей, часиков в шесть. Но для начала свяжи этому юноше руки за спиной и разрежь веревку на ногах.

Джозеф выполнил приказ хозяина, и, как мне показалось, испытал злорадное удовольствие, завязав мне руки как можно крепче. Когда он ушел, Иверсен дулом пистолета подтолкнул меня в сторону кухни.

— Ну? Что вы хотели мне сказать?

— Я многого не понимаю в произошедшем, — сказал я, когда мы очутились внутри, а мои глаза бегали взад-вперед в поисках потенциального оружия. — На самом деле мне порой кажется, что я вообще ничего не понимаю. Однако я знаю достаточно, чтобы недоумевать, — а обязательно ли нам быть противниками?

Иверсен улыбнулся.

— Смелое суждение.

— Если все дело в деньгах…

— Природа щедро вас наградила, мистер Шилд, но не думаю, что среди прочих наград было и богатое наследство.

— Полагаю, я знаю человека, который щедро заплатит за сведения, если это будут те сведения, которые он хочет услышать.

— Коротышка янки и его ручной негр? — гласные стали глуше и четче. — Нет, не пойдет. — Иверсен вернулся к культурному слогу: — Мы, сударь, слишком далеко зашли. Коней на переправе не меняют, если есть выбор. — Он махнул пистолетом в сторону открытой крышки люка. — Я бы хотел, чтобы вы на некоторое время вернулись в подвал.

У меня не оставалось выбора, кроме как подчиниться. Когда Иверсен запер меня в темноте, я вяло попытался освободиться, но Джозеф хорошо потрудился. Не знаю, сколько я сидел на нижней ступеньке лестницы, мысленно перебирая разные аргументы, которые мог бы высказать Иверсену, но только для того, чтобы отбросить их все до последнего. Над моей головой Иверсен ходил туда-сюда и даже спел несколько строк из сентиментальной баллады. Пару раз мне показалось, что я слышу стук копыт, но непонятно, удаляется он или приближается, минует ферму или, наоборот, останавливается.

Наконец над головой снова раздались шаги, а за ними скрежет металла и стук люка.

— Мистер Шилд? Мистер Ши-и-илд! — позвал Иверсен. — Пожалуйста, отзовитесь.

— Я вас слышу.

— Можете медленно подняться, я отодвинул засов. Но никаких резких движений, пожалуйста.

Я вылез, щурясь, как крот, и оказался в кухне, залитой солнечным светом. Иверсен ждал меня на безопасном расстоянии от люка. Он велел мне повернуться спиной, дабы изучить целостность веревки на запястьях, а потом через кухню провел меня в коридор, а оттуда в гостиную, обставленную по деревенской моде прошлого века. Лучи солнца не проникали сюда, поскольку дверь была закрыта, занавески задернуты и ставни заперты. Большую часть одной из стен занимала огромная печь с медной заслонкой, за которой потрескивали поленья. Единственным источником света были полдюжины свечей.

В комнате нас ждали двое. Одной оказалась Мэри-Энн. Связанная девушка сидела на стуле. Ей даже рот заткнули, рот, который и так не мог произнести ни слова, лишь только птичий щебет. Бедняжка уставилась на меня огромными несчастными глазами.

Вторым человеком, сидевшим на деревянной скамье с высокой спинкой с часами в руках, был Стивен Карсуолл.

— Ayez peur, — ухмыльнулся я и увидел, как Иверсен и Карсуолл обменялись взглядами.

— Вы потеряли рассудок, Шилд, — сказал Карсуолл.

Иверсен толкнул меня на стул, стоявший напротив скамейки, а сам расположился у двери.

— Связь между вами известна, — продолжил я в надежде, что смогу использовать свой козырь.

— Кому известна? — спросил Карсуолл. — Ноаку? Но ведь человек может просто купить попугая — или нет? Для мальчика, который вот-вот станет его пасынком, — он произнес последнее слово с особым ударением и посмотрел на меня, в его взгляде смешались триумф и ненависть. — Зачем вы докучали миссис Франт подле могилы ее покойного супруга?

— Откуда вы знаете, что я с нею встречался?

— Она сама мне сказала, — Карсуолл оглядел комнату, словно ветхие стены были восхищенной публикой. — Она ведь резко осадила вас и велела убираться?

Я покачал головой.

— Это Керридж, да? Она служит сразу двум господам: вам и мистеру Ноаку. Но Керридж не только это вам рассказала. Она узнала от Хармвелла, где я живу, и донесла вам, иначе головорезы Иверсена не смогли бы так быстро найти меня.

Карсуолл пожал плечами.

— И как далеко Ноак влез в это дело?

— Он не посвящал меня.

— А вот это мы сейчас проверим. Вы когда-нибудь видели руку, раздробленную дверью?

Я промолчал.

— Неприятное зрелище. Но это еще и необычайно болезненно, зато очень просто. Держишь руку между косяком и дверью с той стороны, где петли, а можно и по одному пальчику прищемлять, это кому как нравится. А потом дверь просто закрывается. Любой мастеровой скажет вам, что если есть рычаг, то сила не нужна. Даже ребенок сможет выполнить этот трюк, — главное правильно поместить руку.

— Вы чудовище.

— Как говорится, нужда закона не знает, а через жизнь шагает. Разве это не ваша избитая фразочка, господин Учитель? Я просто приспосабливаюсь к жизни. Вы для меня представляете двойную угрозу: вы можете запятнать репутацию моей будущей супруги и поставить под вопрос успех сделки.

Я ничего не говорил, лишь сжал руки, связанные за спиной, и подумал о плоти, сухожилиях и костях под кожей.