– Закинь руку мне на плечи, – крикнул он. Пятая Рудлог еле-еле подняла руку, хватаясь за его шею, а он прижал ее крепче и еще прихватил крылом. Сразу стало теплее, но Тротт уже тянул ее дальше вниз по каменному склону, огибая валуны, скалы и россыпи острых камней, которые хорошо были видны ночным зрением.

– Еще сто шагов, не больше! – говорил инляндец настойчиво. Или: – Еще две минуты, всего две. Потерпи, девочка. Почти дошли.

– Я иду, – шептала она, прижимаясь к нему, спотыкаясь и щуря слезящиеся глаза. Кожа вокруг них болела, как ободранная. – Иду, да, иду, иду…

Максимилиан Тротт

По горному уступу, покрытому темным ковром мха и расположенному в километре ниже перевала, Макс уже тащил принцессу на себе. Глаза ее закрывались от усталости. Алина то и дело пыталась пойти самостоятельно, но ноги подгибались, и она снова повисала на нем. Да и не давал Тротт ей отстраниться – уж лучше дотянет так, чем она свалится. Но свое тяжелое свистящее дыхание он слышал даже сквозь вой ветра и, несмотря на холод, под курткой был весь мокрый.

Он обошел несколько огромных камней, лежащих там, где уступ переходил в горный склон, протиснулся между стеной и одним из валунов, крепко удерживая принцессу за локоть и помогая ей пролезть следом. Алина выпала из расщелины ему в руки, и он несколько секунд держал ее, прижимая к себе и даже сквозь одежду ощущая, как колотится ее сердце. Чуть отстранился – она безвольно покачнулась и застонала, и Макс, плюнув на собственное состояние, поднял ее на руки и понес вдоль стены. Принцесса, сжавшись, обхватила его за шею; глаза ее были виноватыми.

Валуны и осколки горной породы здесь защищали от ветра, и идти теперь было куда легче. Тут осталось-то сделать всего десяток шагов, чтобы увидеть темный провал пещеры. Вход был ниже человеческого роста, и Макс осторожно опустил спутницу на землю. Та, кажется, от усталости ничего уже не замечала и только отчаянно цеплялась за него, словно боялась потеряться.

– Дошли, – просипел Тротт, подталкивая ее к входу. – Здесь нужно идти по одному, пригнитесь.

Принцесса, согнувшись и упираясь руками в своды пещеры, исчезла в каменном зеве, и Макс последовал за ней. Через шесть шагов темный потолок над головой устремился вверх, и Тротт выпрямился.

Богуславская, не разгибаясь, бессильно опустилась на колени, опираясь на руки и пытаясь отдышаться.

Пещера была шагов десяти в ширину и пятнадцати в длину, а дальше, сужаясь, уходила куда-то вниз. Внутри было сухо и казалось тепло просто потому, что ветер сюда не попадал. Но скоро они остынут, и здесь тоже станет зябко. Нужно было обеспечить источник тепла.

Тротт, не трогая спутницу, снял с себя поклажу, со стоном потянулся, чувствуя, как болят все мышцы, и склонился к сумке. Позади раздался всхлип – он обернулся и замер с кремнем и огнивом в руках. Алина, стоя на коленях и опустив голову, беззвучно плакала, вытирая лицо тканью, которой она обматывала голову на время полета.

У него не было сил утешать ее, но он знал, что́ утешит и порадует лучше любых слов. Макс присел у обложенного булыжниками кострища, в котором заботливо были поставлены домиком дрова с прослойкой из сухих папоротниковых листьев, и чиркнул кресалом. Посыпались искры, розжиг сразу занялся; затрещали, полыхая, поленья, заплясали на стенах оранжевые отблески, сразу делая пещеру уютнее, и дым потек вверх, к трещине в неровном потолке.

– Идите сюда, – позвал он, снова оборачиваясь.

Принцесса, щурясь сквозь слезы, посмотрела на костер и перевела почти благоговейный взгляд на Макса, недоверчиво и жалко улыбаясь ему. И снова в груди его сжалось сердце от чего-то до ужаса похожего на бесконечную, всеохватывающую нежность.

– Вы будете смотреть или попробуете согреться? – прохрипел он, отцепляя от пояса флягу и поднося к губам. Горло пересохло просто чудовищно.

– Откуда? – прошептала Алина с изумлением, подползая к огню и протягивая к нему красные от холода руки. – Боги, как тепло… – Пальцы ее задрожали, следом затряслось тело, и она застонала, смаргивая слезы.

– Все, кто летает к морю через горы, знают эту пещеру, – отозвался Макс тихо, поставив флягу на каменный пол. Он тоже на несколько мгновений поднес руки к костру, но тут же отвернулся, снова зарываясь в сумки. – Полукилометром ниже начинается лес, каждый, кто останавливается здесь, после привала приносит дрова и оставляет что-то из припасов. Жаль, водой не запастись, но нам должно хватить того, что во флягах.

Богуславская, всхлипывая и поскуливая, как щенок, почти совала руки в огонь и, казалось, готова была сама туда запрыгнуть. Кожа вокруг глаз у нее была красной, припухшей и мокрой. Тротту нестерпимо тяжело было видеть ее слезы.

– Не плачьте, – буркнул он. – Мы ведь уже дошли. Вы справились. Дальше путь будет легким.

– Это ведь вы справились. – Принцесса старательно вытерла глаза, но слезы покатились снова, и она заверила дрожащим голосом: – Я совсем уже не плачу, лорд Макс.

– Я вижу, – отозвался Тротт незло. Он отвязал от сумки котелок, вылил в него воду из своей фляги, оставив несколько глотков на утро. Алина, увидев это, поспешно отцепила свою и передала ему. Пока он доливал воду, она оглядывалась, продолжая всхлипывать и шмыгать носом. Рассмотрела наваленные у стены сухие папоротниковые листья, поверх которых лежало старое одеяло, несколько деревянных глубоких плошек рядом, кожаных мешочков – и перевела вопрошающий взгляд на Тротта.

– Там крупа, сухари, мед, – Тротт кивнул на крайний мешок. – Это мой, с прошлого полета. Хотите сладкого? Может, хоть это вас утешит.

Алина покачала головой, доставая из ножен нож. Руки ее все еще дрожали, но плакать она перестала, а во взгляде появилось знакомое упрямство.

– Хочу, но сначала надо приготовить горячее, лорд Макс. А вы отдохните.

– Заманчивое предложение, – усмехнулся он, кинув взгляд на папоротниковое ложе и переводя его на котелок, наполненный водой. – Но вдвоем мы справимся быстрее. Сейчас не кидайте мясо, режьте его на холстину, подождем, пока закипит вода, и сделаем себе в плошках кипяток с медом. А остатков воды должно хватить на кашу. И еще, Алина. Без меня наружу не выходите. Если что-то понадобится – говорите.

– Хорошо, – с неловкостью буркнула она, запуская руку в мешок, и вдруг зевнула. Лицо ее от огня разогрелось, кожа стала красной, блестящей. – Вот сейчас дорежем, согреюсь и скажу. Если не засну раньше.

– Пока лучше не спать, – предупредил Тротт, присаживаясь на пол рядом и тоже начиная строгать мясо. – Пока не поедите.

– Я и не хочу спать, – пробормотала она и еще раз зевнула, прикрываясь рукой и чуть не роняя пластину мяса. Засмеялась тихо, застенчиво поглядывая на него блестящими глазами. – А вы не хотите?

– Очень хочу, – признался он. Нож в его руках ходил быстро, уверенно, а Богуславская двигала своим осторожно, медленно – и слава богам, а то порежется еще. – Но без ужина это неразумно.