12 июля произошел инцидент, который мог стать великолепной сценой ужаса, если бы его сняли на пленку. Утром Уиллис хотел поймать дельфина и упал в воду. За двадцать секунд он оказался в 60 метрах от плота. К счастью, он не выпустил линь, второй конец которого был привязан к плоту. Дециметр за дециметром он подтягивался к плоту, страшась разрыва линя, на котором висела его жизнь. Уиллису удалось добраться до бальзовых бревен и взобраться на них.

– А что делал Длинный Том?

– Он не напал на меня. Бог уберег.

Рассказывая о многих трудностях, которые преодолел, Уильям Уиллис повторял эти слова: «Бог уберег». Я не спросил его о вере, но все написанное им свидетельствует, что он, скорее всего, верил в Бога; все журналисты, писавшие о нем после его смерти, говорили о его духовности. Он назвал рассказ о своем плавании по Тихому океану «Боги были милостивы».

Милостивы, но лучше избегать подобных испытаний. 19 июля полумертвый Уиллис корчится на своем плоту, стонет. Сильнейшая боль в области солнечного сплетения. Необъяснимая боль началась внезапно, без каких-либо внешних поводов. Именно тот случай, когда вы вызываете врача, который ничего не понимает, но делает вам укол успокоительного и звонит в клинику.

Уиллис, морской бродяга, крепкий и выносливый, назвал главу об этом происшествии «Агония». Почти сутки болей и судорог. Волны прокатывались по плоту, наступала ночь. «Я надеялся, что боль усилится, вызвав потерю сознания, и судороги перестанут терзать мышцы». Нет. Днем Уиллис находит силы доползти до каюты, открывает аптечку. Морфина нет, есть только аспирин. Уиллис берет целую горсть таблеток, готовит кашицу с водой, глотает ее. Нулевой результат. Он со стонами крутит ручку радиопередатчика, другой рукой работает ключом. Никто не поймал его SOS, и он сам до сих пор не знает, послал ли его.

«Я считал себя очень сильным, а оказался маленьким и жалким. Я ощущал, что мое тело разлагается, как субстанция, не существовавшая в реальности, а мой прах вскоре рассеется по ветру. Кого я обидел на этой земле? Тайные грехи… Может быть, я согрешил в мыслях! Для меня мысли равнозначны делам, они даже важнее самих дел».

Боль прошла столь же неожиданно, как и появилась.

– Не было ли это следствием грыжи, которую заработали перед отплытием? – спросил я.

– Не думаю. Я даже не показался врачам. Полагаю, я страдал не от простой физической боли. Причина ее крылась в моей душе.

– Считаете, что вас как-то наказали?

– Быть может. Вероятно, я невольно нарушил один из законов природы.

– Вспомнили о дельфинах?

– Да.

Уильям Уиллис позже вновь затронул эту тему. Как и пассажирам «Кон-Тики», ему везло с летучими рыбами, падавшими на плот. Они вносили разнообразие в привычный рацион. Но он также ловил на удочку дельфинов. Хотя первый сдернул его с плота и унес в море, он ловил их вновь.

– Я ел их сырую печень, питательную, придающую сил и богатую витаминами. Совесть моя была нечиста, когда я убивал дельфинов. Их дыхание походило на наше дыхание. Я отрезал им головы, но никогда не вскрывал черепную коробку, зная, что их мозг до странности похож на человеческий.

– А то, что вы ели рыб, не было грехом?

– Они залетали на мой плот как дар природы. Иногда я видел, как их в большом количестве поедали вокруг плота. Они выпрыгивали в воздух и летели, спасаясь от дельфинов, преследовавших их в воде. А в воздухе на них охотились буревестники. Они планировали над волнами и хватали их своими клювами.

Давайте пальцем проследим по карте маршрут «Семи сестричек» по необъятному океану. Примерно на полпути между Галапагосами и Маркизами на карте рядом с точкой местонахождения в полдень 6 августа написаны два простых слова: «Нет воды».

В момент отплытия – 450 литров воды. Но соленая морская вода постепенно разъела пайку бидонов, и пресная вода вытекла. Осталось всего тридцать шесть литров. Уильям Уиллис рассмотрел несколько решений:

1. Тратить не больше одной чашки в сутки и сделать остановку на Маркизских островах, а не идти на Самоа. Не годится.

2. Выжимать немного воды из пойманных рыб. Промежуточное решение, поскольку ему случалось «целыми сутками не видеть ни одной рыбы».

3. Пить морскую воду.

«Когда я плавал на судах, мне часто приходилось выпивать чашку морской воды, чтобы работал кишечник. Четыре года назад, находясь на танкере, который обслуживал порт Санта-Крус, я ежедневно выпивал кварту морской воды, борясь с воздействием нефтяных испарений. Я был уверен, что могу выпивать по крайней мере одну чашку в сутки без ущерба для себя».

Уильям Уиллис пил морскую воду и не испытывал никаких неприятных ощущений. Пресную воду он оставил для приготовления мучной кашицы. Он зачерпывал чашку воды, убедившись, что в непосредственной близости нет акул, за исключением верного Длинного Тома. «Ночью тот плыл под водой на глубине полутора-двух метров, а днем всплывал на глубину тридцати или пятидесяти сантиметров. Я спрашивал себя, что он ест и когда. То, что я ему бросал, не могло его насытить, – по-видимому, он мог целый месяц поститься без вреда для себя. Он спал, но продолжал плыть. Три рыбки-лоцмана длиной около пятнадцати сантиметров плыли прямо перед его ужасными челюстями и иногда касались его. Длинный Том не обращал на них никакого внимания». Иногда к «Семи сестричкам» приближались киты. Уильям Уиллис видел их на таком же близком расстоянии, как и пассажиры «Кон-Тики». И слышал дыхание морских гигантов.

Когда вы находитесь в открытом море и видите, как с восходом солнца небо бронзовеет, – это предвестие бури. Наступило 1 сентября, плот движется к северу от Маркизских островов. Исчезли летучие рыбы, дельфинов стало меньше, стаи морских птиц тянутся на юг, туда, где суша. Весь день стоит ясная погода, но, пока на западе садится солнце, горизонт окрашивается в цвета серы. Внезапно падает тропическая ночь и налетает шквал.

Уильям Уиллис в добром здравии, крепкой рукой держит руль, подставляя лицо под приятный дождь. Ведь это пресная вода. Шквалы налетают раз за разом, они возникают в ночи длинными черными стенами и сопровождаются воем ветра. Мелькает мысль: «Лучше бы спустить грот». У него даже хватает времени отпустить фал, закрепленный рядом с рулем. Парус спускается на один метр, потом раздается хлопок. Парус порвался. И начинается свистопляска.

Разразившаяся буря ревет то сильнее, то тише, но рев не прекращается, к нему добавляются другие шумы, доносящиеся с неба или от моря, а также от плота, которому вы доверили свою жизнь. Уильям Уиллис, испытанный моряк, прекрасно чувствует себя в этом хаосе, распознавая голос каждой стихии в отдельности. Удается держать курс в разбушевавшемся море, грот спустился ниже фока, и фок, похоже, выдерживает напор ветра. Крохотное световое пятно подбадривает, это прекрасный знак человеческой воли. Фонарик подсвечивает компас. «Если бы мы продолжали так держаться на море, у меня не возникало бы забот. Буря могла бушевать неделями. Скорость, с какой пена мчалась вдоль борта, свидетельствовала: мы не теряем времени».