Такое сравнение показалось мне несправедливым – как в отношении самого подвига, так и в отношении литературных качеств повествования. Но истинная правда в том, что получаешь то, чего по-настоящему желаешь, а мы знаем, чего желал Уильям Уиллис. Я припоминаю, что Тедди добавила:

– И он наверняка снова отправится в путь. А я вновь буду страдать.

Билл возразил:

– Нет, ты страдать не будешь, – и улыбнулся жене, крепко обхватив рукой ее плечи. Но не сказал, что больше никогда не отправится в путь в одиночку.

И он отправился в путь. В 1963 году американские газеты вновь заговорили об Уильяме Уиллисе, объявив, что этот семидесятилетний человек во второй раз в одиночку пересек Тихий океан на борту плота «Возраст не помеха» в компании двух кошек.

Я рассказал о первом подвиге Уиллиса, его переходе через Тихий океан, потому что он сам описал свое путешествие, а я позже смог побеседовать с ним. У меня нет возможности рассказать о втором подвиге (10 тысяч морских миль, или 18 500 километров, за 204 дня), потому что Уиллис не счел нужным писать книгу. Этот поступок не был продиктован жаждой славы. Он даже не преследовал исследовательских целей. Это опять было его духовное путешествие. Вид одержимости? Да, если вспомнить об этой непреодолимой любовной связи с морем, ради которой была принесена в жертву невинная Тедди. Она никогда не жаловалась, она смирилась, сохраняя стоическую улыбку, проживая этот экстравагантный брак втроем.

В 1966 году Уиллису исполнилось семьдесят три года. Он решил, что солидный возраст не позволяет ему в одиночку пересекать океан на плоту. И он ушел – как всегда, один, – чтобы пересечь Атлантику с запада на восток на суденышке. Крохотном, длиной чуть больше 4 метров, но настоящем суденышке, с палубой, с оснасткой, которой мог управлять с кокпита один человек. Боги решили быть милосердными и предупредили его: спустя два месяца Уильям Уиллис тяжело заболел. Его перевезли в Соединенные Штаты.

Через год он вновь отправился в плавание. По-прежнему на борту «ореховой скорлупки», названной «Малыш». Он прошел две трети пути, когда рыболовецкое судно подняло его на борт в полубессознательном состоянии. Людям, нашедшим его, он выразил протест. Он не хотел, чтобы его спасали: «Оставьте меня, я могу продолжать». Однако его отправили в США.

1 июня 1968 года. Фотографы и журналисты толпятся на пристани Монтока (восточная оконечность Лонг-Айленда, около Нью-Йорка), чтобы присутствовать на третьем отплытии Уильяма Уиллиса на восток.

Биллу уже семьдесят пять, и выглядит он несколько иначе, чем в то время, когда я познакомился с ним. Седые волосы отросли, побелели его усы и борода. Он больше не бреется, но по-прежнему выглядит атлетом. Поднимает руку, улыбаясь фотографам. Улыбка и сияющее лицо вызывают у всех одну мысль: духовидец.

Тедди нет в толпе провожающих, стоящих на причале. Она больше не в силах выносить публичных прощаний. В маленькой квартирке дома 12 по 72-й Восточной улице она вновь будет страдать от бесконечного ожидания. В пятый раз.

18 сентября 1968 года. Советский траулер, приписанный к порту Лиепая (Латвия), медленно плывет по 59-й северной параллели в 400 милях к западу от ирландских берегов. В 9.30 утра вахтенный матрос сообщает по телефону на мостик:

– Впереди прямо по курсу лодка.

Капитан уже заметил объект на радаре. Он всматривается в бинокль. Маленькое суденышко, очень маленькое. И ведет себя странно. Оно не идет вперед, а дрейфует без мачты и паруса, часть такелажа свисает за борт. В морской терминологии для такого поведения есть четкое определение: потеряно управление.

Через полчаса два матроса траулера высаживаются на борт неуправляемого суденышка.

Никого. Сломанная мачта унесена волной, кокпит на треть заполнен водой. Понятно, что это суденышко – его название «Малыш» написано на корме – попало в бурю, было потрепано, изуродовано. В соответствии с морскими инструкциями два матроса тщательно все осматривают.

Пустая коробка с сигнальными ракетами – их все использовали. Ясно, что пассажир «Малыша» звал на помощь. Подмокший бортовой журнал можно прочесть. Последнее навигационное указание датировано 20 июля. С тех пор прошло два месяца. Нет ни долготы, ни широты. Похоже, хронометр мореплавателя был разбит. Еще одна запись в бортовом журнале датирована тем же числом: «Мой корабль (именно так он и написал) попал в ужасную бурю. Я потерял большую часть провизии. Мне не хватает пищи и сигнальных ракет».

В ящике найдены фотоаппарат и бинокль. Секстант исчез. В том же ящике тетрадка с записями, предназначенными для статьи или книги, с заключительной фразой: «Море – царство отважного человека».

Под тетрадкой лежал американский паспорт: номер 22757, выданный в Нью-Йорке 19 марта 1968 года на имя Уильяма Уиллиса.

Латвийский капитан поднял на борт потерпевшее бедствие суденышко, потом, для очистки совести, обследовал окрестности, пытаясь отыскать другие предметы или тело. Но была ли на это надежда после двух месяцев с момента бедствия?

Чуть позже два чиновника морской полиции Нью-Йорка появились в доме 12 по 72-й Восточной улице. Очень деликатно они рассказали миссис Уильям Уиллис, что в Атлантике найдено потерпевшее бедствие суденышко. Она глубоко вздохнула, перед тем как ответить:

– Я не имею вестей с момента отплытия. Могу только надеяться, что найденное суденышко не является суденышком мужа.

У одного из полицейских лежал в кармане паспорт Уильяма Уиллиса. Второй достал смятый лист бумаги, исписанный рукой Билла. Послание без даты, которое человек, отчаянно любивший море, хотел передать с первым встретившимся судном:

«По вашем прибытии в ближайший порт будьте добры переслать вести обо мне моей жене. Сообщите ей место нашей встречи и передайте, что здоровье у меня превосходное, а оптимизм меня не покидает».

Даже для своей эпохи этот человек выглядит невысоким. Он коренаст, бородат и всегда носит темные плотные одежды, несмотря на жару в каюте, куда почти не проникает свежий воздух. От него разит потом, как и от всех остальных, ибо на борту судна ни один человек не мылся вот уже три недели. Мореплавателю двадцать восемь лет, и его облик соответствует возрасту. Под густой шапкой черных вьющихся волос спокойное лицо с темными властными глазами. Август 1497 года. Судно идет в открытом море вдоль западного побережья Африки.

Каюта совсем не похожа на каюты современных лайнеров – неуютное и неудобное помещение, хотя стол застлан ковром и стоит кресло. Иллюминатора нет, дневной свет проникает через открытую дверь, рядом с которой начинается трап, ведущий на палубу. Когда погода портится, приходится закрывать дверь и зажигать фонарь. Фонарь горит и ночью. Койка, устроенная в некоем подобии алькова, слишком коротка. Под ней стоит медный сосуд для отправления естественных нужд – роскошь, доступная избранным. Матросы обходятся, как все матросы той эпохи. В каюте есть также библиотека. Она совсем не похожа на наши библиотеки. Это длинный плоский ящик, прибитый к переборке. Книги в нем не стоят, а лежат. Их нельзя поставить, поскольку они представляют собой пачки листов пергамента или плотной бумаги, которые вшиты в мягкие кожаные обложки. Ящик-библиотека вмещает около пятидесяти книг. Хозяин каюты берет одну из них, кладет на стол и, усевшись в кресло, внимательно читает при скупом свете дня, проникающем через раскрытую дверь. Он перечитывает эту книгу десятки раз. Каждая буковка, украшенная завитушками, выписана каллиграфами с большой тщательностью, и сегодня их прочесть могут лишь знатоки.