– Махмуд-паша, расскажите нам о Кейвефи.

Махмуд-паша – печальный изгнанник из Монте-Карло и Биаррица – ответил с хладнокровным видом:

– Такие вопросы я оставляю его превосходительству.

«Кто такой Кейвефи? Что он представляет собой?» – эти вопросы живо светились в черных глазах обеих сестер, сидевших по сторонам от хозяина дома, однако они придержали свои пунцовые язычки.

Английский министр по особым поручениям, по-видимому, был начитан по Греции. Он начал подробно объяснять. Дама, сидевшая справа от Гая, заметила:

– Возможно, они говорят о Константине Кавафисе? – Она произнесла это имя совсем-иначе, чем миссис Ститч. – Мы в Александрии в эти дни не слишком восхищаемся им. Понимаете ли, он весь в прошлом.

Главнокомандующий сидел с унылым видом, имея на то веские основания. Все ускользало из-под его контроля, и все обстояло из рук вон плохо. Он долго ел молча. Наконец он неожиданно сказал:

– Я прочту вам поэму, лучшую из когда-либо написанных в Александрии.

– Декламация! – объявила миссис Ститч.

Сказали мне, Гераклит,

Сказали мне, что ты уж мертв…

– Это просто изумительно! – воскликнула греческая дама. – Как поэтичны все ваши деловые люди! Они не социалисты, я надеюсь?

– Тише, – прошептала миссис Ститч.

…Да, смерть – она уносит всех,

Но их унесть не может!

– Очень мило, – заметила миссис Ститч.

– Я могу прочитать это по-гречески, – сказал министр по особым поручениям.

– Быть гречанкой в настоящее время, – сказала дама, сидевшая рядом с Гаем, – это значит жить в тоске и печали. Мою страну распинают. Я пришла сюда потому, что люблю хозяйку. Теперь я избегаю бывать на приемах. Мое сердце осталось в родной Греции вместе с ее народом. Там мой сын, два брата, племянник. Мой муж слишком стар. Он отказался от карт. Я отказалась от сигарет. Конечно, не слишком-то много. Но это все, что мы можем сделать. Это, как правильно сказать, эмблематично?

– Символично.

– Это символично. Но не помогает моей стране. Это немного помогает нам здесь. – Она приложила к сердцу руку со сверкающими бриллиантовыми кольцами.

Главнокомандующий слушал молча. Мысленно он тоже был на горных перевалах Фессалии.

Магараджа говорил о скачках. На следующей неделе две его лошади должны участвовать в скачках в Каире.

Вскоре все поднялись. Главнокомандующий пересек веранду и подошел к Гаю.

– Второй батальон алебардистов?

– В настоящее время нет, сэр. Оперативная группа Хука.

– Ах да! С вашим бригадиром дело обстоит неважно. Похоже, что вы останетесь не у дел. Очень плохо с судами. И так все время. Да, но мне уже надо было бы быть на пути в Каир. Вам в какую сторону?

– Сиди-Бишр, сэр.

– Как раз по пути. Хотите, подвезу?

Адъютанта пересадили на переднее сиденье к шоферу. Гай уселся рядом с главнокомандующим. Машина очень быстро подкатила к воротам лагеря. Гай собрался выходить.

– Сидите, сидите, я довезу вас до места, – остановил его главнокомандующий.

В этот день караульную службу у ворот несли каталонские эмигранты. Небритые, со свирепыми лицами, они столпились вокруг большого автомобиля и тыкали дулами автоматов в открытые окна машины. Затем, убедившись, что в ней сидят их временные союзники, они расступились, распахнули ворота и в знак приветствия подняли вверх сжатые в кулак руки.

Начальник штаба бригады покуривал, развалившись в шезлонге у откинутой полы своей палатки. Распознав флажок проезжавшего автомобиля, он вскочил как ужаленный, ринулся к зеркалу, застегнулся на все пуговицы, собрался с духом, надел тропический шлем, вооружился стеком и припустился бегом по той самой песчаной площади, на которой утром Гай муштровал свое отделение. Автомобиль важной персоны уже удалялся. Навстречу майору шагал Гай с путеводителем под мышкой.

– А, Краучбек, это вы. Наконец-то! А мне показалось, что эта машина главнокомандующего.

– Да, это была она.

– А зачем она сюда попала?

– Меня подвозила.

– Водитель не имел права ехать с флажком главнокомандующего, если главнокомандующего не было в машине. Вам следовало бы знать это.

– Но он был в машине.

Хаунд измерил Гая строгим взглядом:

– Вы случайно не пытаетесь морочить мне голову, Краучбек?

– Я никогда не осмелился бы. Главнокомандующий поручил мне принести его извинения полковнику. Он хотел остановиться здесь, но вынужден спешить в Каир.

– Кто сегодня несет караул?

– Испанцы.

– О господи! Они хоть построились как полагается?

– Нет.

– О боже!

Хаунд стоял в нерешительности, терзаемый противоречивыми чувствами – спесью и любопытством. Любопытство победило.

– Что он сказал?

– Он читал стихи.

– И больше ничего?

– Мы разговаривали о проблемах нехватки судов, – ответил Гай. – Это чрезвычайно беспокоит его.

Начальник штаба повернулся и пошел прочь.

– Между прочим, – добавил Гай, – сегодня я, по-видимому, обнаружил в церкви вражеского агента.

– Исключительно забавно! – бросил Хаунд через плечо.

Великая суббота в Мэтчете. Мистер Краучбек разговелся после великого поста. В дни поста он, как обычно, отказывался от табака и вина. В предшествовавшие недели он получил от своего поставщика вин две посылки, значительно уменьшившиеся в результате воровства на железной дороге, однако несколько бутылок все же уцелело. За вторым завтраком мистер Краучбек выпил пинту бургундского. Он предпочел бы выпить что-нибудь другое, но, так как поставщик прислал ему бургундское, он и это выпил с благодарностью. После завтрака мистер Краучбек набил трубку. Теперь, когда он лишился гостиной, ему приходилось курить на первом этаже. В этот день, казалось, было достаточно тепло, чтобы посидеть на воздухе. В закрытом от ветра уголке повыше пляжа, размышляя о начавшейся с этого утра новой жизни, он закурил свою первую пасхальную трубку.

Транзитный лагерь № 6 Лондонского округа был лагерем только по названию. В действительности это был большой, старомодный, вполне респектабельный отель. Царившая в нем атмосфера навевала представление о беззаботном благополучии. Осколки бомб еще не выбили здесь ни одного оконного стекла. Управление воинскими перевозками направляло сюда заблудившиеся подразделения и части. Изредка сюда присылали капеллана, посаженного под строгий арест. В этих райских кущах оказался на время и Триммер со своим отделением. Здесь же обосновалась и Кирсти Килбэннок, чтобы внести свою лепту в военные усилия.