Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не стремись узнать слишком много о малом, дабы не показалось тебе малое главным.
Но и не поленись узнать о малом достаточно, если это малое — часть жизни твоей, дабы не одолевали тебя ненужные сомнения по сомнительным поводам.
Ум есть орудие мудрости, а жалость — орудие милосердия. Злые люди бывают умны, а порочные жалостливы. Но не знает мудрости зло, а порок милосердия.
Власть дана тебе Богом, дабы творил ты народу своему благо. Не соблазняй народ свой обещаниями, не вводи в искушение лестью, не приучай его к гордости. Народы страдают от других народов, но гордые народы страдают еще и от гордости своей, и чем больше гордятся, тем меньше трудятся и едят, и меньше платят дани князю своему. А князь, которому платят мало дани, сапогу дырявому подобен.
Не уподобляйся деспоту домашнему, который внушает жене то, чего не смог внушить другим. Либо жена тебя станет бояться, либо презирать будет. Напротив — внушай народу то, что не смог внушить супруге, ибо когда говорит князь, народ молчит. Ибо не каждый день лицезреет народ князя своего, и всякое слово княжеское народу дорого. Но не злоупотребляй этим. Говори народу только то, что ему интересно, ибо когда народ скучает во время речей княжеских, то начинает он князя рассматривать и находит в нем смешное. А когда народ смеется над князем, это плохо, ибо смеяться он должен не над князем, а над врагами и теми, кто плохо платит дань.
В пору благоденствия народного бери дани столько, сколько могут тебе дать. Излишки развращают.
Но в пору бедствий будь щедр и раздавай все, что есть у тебя. Иначе будет бунт.
Не ищи войны, и от войны не бегай. Знай силу врага твоего. Воюй только с теми, кто слабее тебя. С теми, кто сильнее, не воюй, но хитри, проси и плати. Ибо не победишь ты в битве того, кто сильнее тебя. Такого никогда не было, ибо это невозможно.
Собираясь в поход, не говори ни идущим с тобою, ни остающимся, что на твоей стороне Бог, ибо нет Создателю нужды вставать ни под твои знамена, ни под знамена супостатов твоих. Не знает Он сторон, но знает людей праведных и неправедных. И ежели думаешь ты, что победишь, ибо праведен — неправеден ты вовсе. А победить можешь, если ты сильнее врага твоего.
Если сильный победит тебя, не упорствуй, не губи понапрасну жизни ратников своих, но беги. Нет позора в бегстве от сильного, но есть позор в неспасении жизней там, где их можно было спасти. Беги и смотри, как стать тебе сильнее врага твоего.
Страх сильнее любви только на первых порах.
Помни всегда о Создателе своем. Только через Него можешь ты великим быть. С Ним всегда будет разум твой ясен, суждение трезво, речь стройна. Напоминай о Создателе народу твоему. Нет народу ничего худшего, чем забыть, что он, народ, суть дети Божьи. Когда люди забывают об этом, они начинают быстро перемещаться с места на место, и у них появляется много дел, но дела эти суетны, ничем не начинаются, а кончаются забвением и неразберихой.
Благоволи к летописцам и мыслителям. Кроме них, кто еще скажет тебе правду? И вызови меня наконец в Киев из этой дыры, хорла, скука здесь дичайшая, никаких сил нет».
Ярослав скрутил завещание и тмутараканские инструкции в трубку, перевязал шнуром, и спрятал за пазухой. Отодвинув засов, он распахнул дверь. Подошедший в этот момент к двери Жискар, жующий что-то на ходу, выронил кубок с бодрящим свиром.
— У, ла-ла, ла-ла, ла-ла! — сказал он возмущенно. — Путан бордель! Такой хороший напиток. Вив ля Франс, посмотри, конунг, ты мне порты залил. Пойдем, там что-то вроде столовой комнаты, очень вкусные вещи есть.
* * *
Предслава, которую давеча вернули с дороги, отоспавшись, очень удивилась присутствию в тереме незнакомых ратников. Еще больше она удивилась, когда, следуя приказу, ратники довели ее до светелки и заперли в ней, пообещав, что «князь скоро придет с тобою говорить».
* * *
Стараясь не привлекать внимания, ярославова сотня вошла в город и расположилась в детинце.
В виду безвластия задвигались и забурлили темные силы города. Печенеги с Подола начали открыто, не стесняясь, задирать на улицах всех подряд и приставать к женщинам. В Северном Конце объявился вдруг, не скрываясь, Свистун Полоцкий со своей буйной лесной ватагой. Стали запираться ставни, большинство женщин сидело по домам, и в дома эти стучались люди, которых туда вовсе не приглашали, и развязно требовали гостеприимства. Многие купцы не решались выйти на торг. Город задрожал нехорошей, панической дрожью.
Из княжеского терема последовал сухой, суровый приказ.
Сотня разбрелась по городу по двое и по трое, заходя в кроги и хорловы терема и расспрашивая всех, кто управлялся отвечать вразумительно.
— Где тут тати и разбойнички собираются, матушка? — спрашивал ратник.
— А вон тамо, сынок, вон возле того амбара.
Или:
— У тетки Сквалыги в четвертом доме от угла.
Или:
— В Лошадном Кроге.
Население всегда прекрасно осведомлено, где именно и кто собирается. Ратники начали действовать.
Оказалось, что возмутителей порядка в городе не очень много, человек двести, в общей сложности, а остальные примыкают и присоединяются исключительно из чувства безнаказанности. В нескольких концах ратники учинили разгром. Разбойники и тати почти нигде не оказали сопротивления, но бежали, схватившись за головы. Свистун Полоцкий, видя, что ошибся, благоразумно ушел за пределы города.
Труднее пришлось с печенегами. Эти ходили группами по пять-десять человек, а на зов сбегались другие. Помимо этого, многие кроги на Подоле состояли в разной степени зависимости от главарей печенежских шаек, которые брали с них дань в обмен на обещание, что остальные шайки их не тронут.
Молодой подмастерье Железняк, сын знаменитого кузнеца, два месяца копил деньги, чтобы погулять с размахом с девушкой по имени Клуша, в которую был влюблен. Молодые люди сидели в кроге, пили бордящий свир, и Железняк приготовился уже удивить Клушу — в суме у него лежали необыкновенной красоты серьги. Но улыбка исчезла с его лица, когда в крог вошли развязно несколько печенегов и сразу завладели вниманием всех посетителей, несмотря на то, что напрямую к ним, посетителям, не обращались. Громко обмениваясь эмоциями на лающем своем наречии, печенеги сели двумя группами и стали переговариваться через два стола, отделявшие группы друг от друга, хотя вполне могли уместиться за одним большим столом в углу у окна. Мало-помалу посетители славянского происхождения стали покидать крог. Трое печенегов пересели к Железняку и Клуше и предложили с ними выпить. Затем один из них положил руку Клуше на плечо и осведомился у Железняка о достоинствах и недостатках девушки. Железняк поднялся и сделал знак Клуше подняться тоже, но ей этого сделать не дали. Началась словесная перепалка. Быть бы Железняку битым а Клуше поруганной, но в этот момент два ратника из сотни вошли в помещение и сразу указали печенегам на безобразные их манеры. Печенеги, которых было в пять раз больше, чем ратников, одновременно поднялись с мест. Ратники, делая отвлекающие движения свердами, вынуждены были отступить и занять оборонительную позицию, а Железняк воспользовался моментом и вместе с Клушей и остальными посетителями выскочил из крога. Одного из ратников ранили ножом, другой бежал через окно. Вскоре после этого загорелись два дома. Их владельцев печенежские вожди заподозрили в доносе ратникам.
