Юдит неловко села в кровати, отшвырнула подушку и попыталась дотянуться до выключателя ночника. Что это с ней? Похоже на приступ астмы... Аллергия? Дай бог, чтобы это не было вызвано назначенным ей лекарством, задерживающим свертывание крови. Ей на днях надо будет сделать анализ крови. Но ведь она приняла только одну пилюлю...

Юдит не дотянулась до выключателя, только сбросила на пол часы. Такая же участь постигла стакан с водой и пузырек с таблетками. Она глубоко вздохнула, сердце ее билось часто-часто. Наклонившись вперед, она все же дотянулась до лампы, и наконец ей удалось включить ее. В маленьком ореоле теплого света она в ужасе увидела, что ее тело было все в крови.

– О боже! – прошептала Юдит. Она скатилась с кровати, рухнула всем телом на стол и соскользнула на пол. Кровь струей хлестала из носа, изо рта и из открытой раны на ноге – она сильно ударилась о край стола.

Теряя сознание, Юдит вдруг отчетливо вспомнила, что ей снилось. Она охотилась на ведьм, маленьким заостренным ножом наносила им жестокие удары и слушала, как они стонут...

Хэллоуин

Нечеловечески устав, Майк практически спал на ходу. Почти стемнело, когда Тони, Руфь и он пришли в церковь. У него не осталось никакого понятия о том, где они бродили. Они прошли через поле, провожаемые печальными взглядами коров, и Тони открыл неприметные ворота в низкой стене из песчаника. Небольшое строение в норманнском стиле было почти скрыто тисовыми деревьями и разросшимися вокруг дубами и рябинами.

– Это особое место. – Тони повел их к двери и достал откуда-то большой железный ключ. – Конечно, здесь нет электричества, потому что нет и деревни. Полагаю, что в конце концов власти объявят церковь закрытой, – вздохнул он. – Это особое, священное место, Майк. И подходит для того, чтобы быть здесь в Хэллоуин, прочесть молитвы – о себе и обо всем твоем приходе.

Они принесли с собой свечи, одеяла, чтобы не замерзнуть, термос с кофе, Библию и небольшой походный чемоданчик со всем необходимым для причастия.

Пока Тони надевал белый стихарь и подпоясывался кушаком, Майк, надев взятую им взаймы епитрахиль на шею, зажег на алтаре две свечи и опустился на колени перед простым деревянным крестом. Тони тоже опустился на колени на передней скамье. Руфь села поодаль, кутаясь в теплое пальто. Старая церковь погрузилась во мрак. Майк вдыхал пыль веков, ощущал холодную сырость камня, видел пятна плесени на старом песчанике и на обложках молитвенников, а поверх этого плыл острый аромат плавящегося воска. В его ушах эхом зазвучала церковная музыка, словно отразившаяся от дубовых балок под потолком.

Майк взглянул вверх, на крест. Как странно в этой битве за пуританскую душу слышать отзвуки церковного католического пения... Он замер, стараясь впитать в себя всю тишину, мир и спокойствие этого места, и медленно повторил про себя слова короткой молитвы из вечерней службы: «Освети мрак, окружающий нас, мы молим Тебя, о Господи, и защити нас Своей великой милостью от всех опасностей этой ночи, ради любви к Твоему единственному Сыну, Спасителю нашему Иисусу Христу».

Внезапно появился Хопкинс! Сильный, уверенный в себе, разгневанный и чем-то напуганный.

«Слишком много еще имен в моем списке! И так мало времени, чтобы поймать их».

С длинных свечей стекло достаточно воска, чтобы украсить их кружевным узором застывающих капель. Майк как-то рассеянно нахмурился. Откуда дует? Там же нет сквозняка. Сидевший на передней скамье Тони встал за его спиной. Руфь встала на колени у своей скамьи.

«Помоги мне, друг мой. Сегодня – ночь величайшего зла!»

В сознании Майка отчетливо звучал голос Хопкинса.

«Она собирает свою свиту на шабаш! Эти женщины говорили, что не устраивают шабашей. Я им не поверил! Они встречались здесь тайно. Ее бесенята, ее друзья. Они искали нас!»

– Отче наш, иже еси на небесех. – Майк заговорил громко, чтобы заглушить голос, звучавший в глубине его сознания. – Да святится имя Твое...

«Я чувствую, что она близко. Но ее бесенята, эти две кошки, покинули ее – убежали!»

Хопкинс, казалось, задыхался. Резкий звук, похожий на торжествующий смех, раздался в темноте. Майк умолк. Тени под куполом крыши затрепетали, зашевелились, словно живые. Майк сжал руки в кулаки, затем соединил ладони – палец к пальцу.

– Да будет так, – проговорил он.

«Я чувствую ее! Я вижу дьявола за ее плечом!»

– Господи, благослови Эмму. Удержи ее под покровом Твоей любви. Придай ей силы в эту ночь, не покидай ее. Спаси ее, Господи, умоляю Тебя, – Майк перевел дыхание, – спаси всех Твоих верных слуг от зла этой ночи. Защити мой приход Своей любовью. Побори мрак язычества, наполни землю светом. – Он вновь умолк.

Тишина вокруг больше не была безмятежной. Она стала какой-то напряженной, настороженной, наполненной чьим-то присутствием...

За спиной Майка зазвучал уверенный голос Тони:

– О Господи, освети нашу тьму...

Пламя свечей металось, как от сильных порывов ветра.

– Да пребудет Христос со мной, Христос, Ты – во мне...

«Это голос блудницы!»

Хопкинс опять вернулся! Майк уже не понимал – звучит ли этот голос в его сознании, или Хопкинс говорит ему прямо на ухо... Он ощущал дыхание Мэтью рядом с собой. Внезапно воздух вокруг стал неописуемо смрадным и мерзким.

«Ты должен убить ее. Это единственный способ. Ты должен убить ее ради меня! Нее соратников тоже! Вместе мы сможем сделать это. Убей ведьм!»

Майк дрожал. Он вновь сжал кулаки – так, что хрустнули пальцы.

– Тони, помоги мне!

– Будь сильным, Майк. – Тони высоко поднял руку, зажав в ней крест с распятым Христом. – Это дом Божий! Я приказываю, чтобы все злые существа покинули это место! – Он уверенной походкой подошел к алтарю. – Изгони его, Майк! Прикажи ему покинуть тебя!

– Мэтью Хопкинс, ты подпал под влияние того зла, которое так ненавидел. Ты не сможешь воспользоваться моим телом, чтобы бороться с кем-либо из живущих ныне. Я не позволю тебе этого! Предай себя милости Господней! И, во имя Господа, исчезни! – Каким-то образом Майку удалось возвысить свой голос, так что он эхом прогремел по всей церкви.

– Приготовь хлеб и вино, Майк, – несколько мгновений спустя сказал Тони шепотом.

– Он ушел? – спросил Майк, не отрывая взгляда от креста.

– Да. – Тони кивнул. – Ты почувствовал? Ты оказался слишком крепким орешком для Хопкинса, Майк.

Воск капал со свечей и стекал на изношенный алтарный покров. Пламя их уже не колыхалось, как от ветра, четкие двойные тени креста очертились на стенах храма. Майк обонял только запах воска, смрад исчез. Он оглядел церковь. Темно и тихо. В двух шагах от него молилась Руфь, но Майк ничего не видел, кроме круга света, в котором он стоял.